Её звали Карма
Шрифт:
– - Нет!
– пробасил кузнец Матвей.
– Не бери грех на душу, княжна!
Катерина посмотрела на него невидящим взором и исступленно уставилась в землю.
– - Вот и убежали, Матвеюшка...- еле выговорила она.
– - Брось меч. Скорей! Уже горожане сюда спешат.
Только успел Матвей отбросить окровавленный клинок в кусты, как стал окружать их народ, вооруженный топорами и вилами.
***
Парама сидела перед распахнутым окном и невесело теребила шерсть, которая вовсе была ей ни к чему. Но как еще удержать сына в доме, пока Катерина не уедет с мужем? Как вразумить горячую голову юноши, что рано или поздно несбыточным мечтам приходит
Женщина посмотрела на догоравшую в углу лучину и поднялась , чтобы заменить ее на новую. Подпалив свежую щепку , она вернулась на прежнее место у корзины с шерстью. Задумалась. Вдруг ее сердце бешено заколотилось и, положив руку на грудь, она с тревогой глянула через открытое окно на улицу. Позади что-то затрещало. Парама оглянулась. Только что зажженная лучина погасла, надломилась и осыпалась в лохань с водой. Женщина с тревогой задержалась взглядом на погасшей лучине и, быстро поднявшись со скамьи, поспешила выйти во двор. Тревога нарастала. Погасший огонь в доме означал по восточному поверью несчастье или смерть близких. Сейчас же погас огонь, зажженный ее рукой. Женщина распахнула двери и, тяжело дыша и растерянно глядя по сторонам , побежала со двора, сама не зная куда. Ноги несли ее к площади.
– Берджу...
– шептала мать, задыхаясь от спешки.
– Сынок... Берджу...Нет, только не это...
На площади уже гудел и собирался народ. Расталкивая толпу, Парама протиснулась в центр и очутилась перед повозкой. Увидев женщину, люди стали медленно расступаться, опуская головы и молча переглядываясь.
– Б-Берджу... С-сынок , - прошептала она, беспомощно протягивая руки к голове мертвого сына, покоившейся на коленях Катерины.
Тайный палач молча следовал за князем Василием по дворцовым коридорам до окна, из которого открывался обзор на все, что происходило внизу, на площади.
– - Уведите Катерину и приставьте к ней лекаря, - распорядился он.
Парама прикрыла рот дрожащей ладонью и только теперь заметила княжну, державшую за руку ее мертвого сына. Вмиг улетучилась боль с лица матери и, исказившись от ненависти, оно из бледного стало пунцовым.
– Ты! Это ты погубила моего сыночка!
– закричала она и ударила Катерину по лицу. Та, немного придя в себя, заплакала. Но скорее от того, что, наконец, осознала произошедшее, чем от боли. Матвей схватил Параму за руки, стараясь оттащить от княжны.
– Будь ты проклята всеми Богами!
– кричала безумная мать, пытаясь вырваться из стальной хватки кузнеца.
– Что ж они тебя-то не зарезали, ведьма?! Погубила невинное дитя! Пустите! Пустите меня к сыночку! Берджу , это я, матушка твоя! О, Всемогущий, забери меня вместе с сыном! Я хочу быть с моим дитятком!
На площади было тихо, и каждое брошенное слово , казалось, звоном отдавалось в ушах толпившихся. В сторонке зашептали меж собой девчата с застывшей болью на лице.
К Катерине подошли Афоня с Евдокией и двое молодых слуг.
– Пойдем, княжна -голубушка, - тихо проговорила Евдокия, утирая слезы и беря девушку за руку.
Катерина отрешенно посмотрела на нее и, проведя рукой по волосам Берджу, поцеловала его в голову последний раз.
– Не прикасайся, гадина, к моему дитятку!
– снова вспыхнула Парама, пытаясь рваться к Катерине.
– Не искупить тебе вины твоей! Только кровью смоешь проклятье мое! Только кровью своей!
– грозила ополоумевшая женщина.
– Прощай, Берджу...
– прошептала Катя, глядя на него, и попыталась сойти с повозки. Но только она коснулась земли, как ноги подкосились, и княжна обмякла, вовремя подхваченная слугами. Евдокия запричитала вполголоса, крестясь и утирая покрасневшие от слез глаза краем платка. Афоня взял на руки потерявшую сознание княжескую дочь и не спеша побрел с нею прочь из толпы. Дворовые молча последовали за ним.
Люди продолжали стоять в мертвом оцепенении и молчать. Одни провожали жалобным взглядом Катерину, чьи руки и голова сейчас безвольно свисали с плеча Афони, и вспоминали, что еще недавно эта девушка лучилась от счастья. Другие, не скрывая слез, глядели на пожилую женщину, повисшую на телеге, словно желая объять посмертное ложе сына, и гладившую мертвого юношу по голове, монотонно мурлыкая какую-то восточную песню.
8
– Погоди! Не умирай! Не умирай, Берджу...
– в бреду шептала Катерина воспаленными устами, мечась по постели в своей опочивальне.
Евдокия шмыгала носом и промокала с ее лба испарину отбеленной льняной салфеткой. Возле окна мудрил над настоем лекарь, что-то растирая в порошок и добавляя в снадобье. Афоня принес новые свечи и, глянув на княжну, спросил у Евдокии:
– - Легче голубке нашей, а?
Женщина глянула на него тоскливыми глазами.
– Плоха, лапушка. Жар не спадает. Уж и корень валерианы настаивали. Вроде успокоится, а потом сызнова мечется.
– - Бедняжка...
– - Бредит. Все его кличет...
– утирала слезу Евдокия.
– - Неужто не переживет его?
– Господь милосерден, - наконец, вступил в разговор лекарь, до этого отстранено молчавший, растирая в порошок сухие листья хмеля.
– Жар минует, а после долго опочивать будет: сил набираться. Господними молитвами излечится ее душа. Господь милосерд. Евдокия, приподними голову страдалице, чтоб не захлебнулась, - проговорил лекарь, и присев рядом с постелью больной, по глотку стал поить затихшую Катерину.
– Пей, государыня: силы вернутся. Пей, чтоб нечистая сила отринула от тебя, матушка наша. Нынче подремлешь. А покуда во сне пребывать станешь, вся хворь куда только девается. С рассветом, как туман, рассеется вся недомога твоя, и будто сызнова народишься, девица. Пей, лапушка. Господь шепчет, будто не пришло еще время тебе отходить к нему. Гляди, - лекарь указал на икону в углу, - Боженька улыбается тебе, милая. Он с тобой, княжна. Господь защитит свою верную рабу. Пей до последнего глотка. Пей. Вот и славно. А теперича опочивай, матушка. Вскорости и ты улыбнешься нам, холопьям твоим, - лекарь поднялся со скамьи и, забрав свои горшочки и склянки, ушел откланявшись.
Катерина сползла ниже на подушки и, прикрыв глаза, провалилась в полудрему, а потом и вовсе отошла ко сну. Афоня тихонько вышел, оставив Евдокию караулить хворую.
***
Спустя несколько дней в княжеских палатах царила предсвадебная суета. В светлице у невесты толклись няньки, стараясь угодить хозяйке. Но та не замечала их рвения: она безразлично глядела в зеркало на свое бледное отражение. Евдокия все хлопотала возле нее: сама расчесывала длинные русые пряди, командовала, покрикивая на холопок, чтоб те расторопней облачали будущую княгинюшку в дорогие одежды. Обрядив невесту, няньки проводили ее до самых ворот хоромного зала, где дожидались ее жених с государем - батюшкой, а потом и в церковь направились следом за ними.