Её звали Лёля
Шрифт:
Когда я вспомнил те страшные кадры, меня словно ледяной водой окатило. «Они же скоро все погибнут», – подумал с внезапно навалившейся тоской. И тут вдруг новое воспоминание как током шибануло. Лёля! Родная сестра моей прабабушки Валентины! Она ведь служила, кажется, в зенитном полку, где были одни девчонки. Значит, в этом?! Получается, где-то тут ходит, живая и здоровая, и я могу её спасти?!
На нервной почве я даже вскочил на ноги. Сидевший рядом Вася глянул вопросительно:
– Дядь Коль, ты чего?
– Я… мне нужно… дело у меня тут важное… – заговорил я, озираясь вокруг. Но как быть? Куда идти? Стал вспоминать её фамилию. Дандукова, точно! Ольга Алексеевна Дандукова, ей теперь 19 лет, но как она выглядит, не помню. Фотографии, что я видел в семейном альбоме, были такие старые, крошечные. Хотя нет… был один портрет, но теперь-то как узнать? Там она в нарядном платье, с причёской, а тут все с короткими стрижками, в форме…
– Лёля! Ну ты идёшь? – послышалось вдруг неподалёку, и я дёрнулся.
– Да, иду!
Мгновенно повернул голову, откуда прозвучал звонкий девичий голос. Увидел девушку, которая несла картонную коробку с красным крестом и какими-то надписями мелким шрифтом. Не соображая, что делаю, я подбежал к ней, выхватил коробку из её рук и пробормотал:
– Разрешите вам помочь?!
– Дядя Коля, ты куда? – послышалось сзади, но мне уже было всё равно. Это же она! Лёля, я сразу её узнал, стоило только оказаться рядом! Короткие светло-русые волосы, чудесные голубые глаза, аккуратные носик и губы, на знавшие помады. Хрупкая, тоненькая, смотрит на меня снизу вверх и улыбается. Мой неожиданный порыв её совершенно не испугал.
– Вы кто? – спросила она, отдавая коробку.
Каких усилий мне стоило не ляпнуть – «меня зовут Костя, я ваш правнук!» Едва сдержался и вместо этого назвался своим другим именем.
– Очень приятно познакомиться, – сказала Лёля. – Рядовая Ольга Дандукова. Ну, что же вы стоите, Кадыльбек? Раз обещали помочь, пройдемте. Тут недалеко. А вас искать не будут?
– Я же не с фронта бегу, – ляпнул первое, что в голову пришло.
Лёля улыбнулась и прошла вперед. То, что я испытывал, шагая рядом с ней, словами не передать. Воспоминания нахлынули так, словно я наизусть выучил рассказ отца о том, как родная сестра его бабушки участвовала в Сталинградской битве. Пока шли, Лёля спросила, кто мы и откуда. Рассказал, что вышли из окружения, а куда нас дальше отправят, пока неизвестно – командиры решают в палатке.
Мы дошли до медпункта, я положил коробку, куда указала моя спутница. Настал момент прощания, и у меня защемило сердце. Стоял и смотрел на Лёлю, не в силах оторвать глаз. Ведь знаю всё, что будет с ней дальше. Но как мне изменить её судьбу?! Схватить в охапку и держать, пока не закончится война? Это глупо, к тому же я сам здесь на птичьих правах. Случится очередной всплеск, и окажусь опять в Волгоградской степи, на копе. А что тогда с Лёлей будет? Запишут в дезертиры? Она такого позора не переживёт.
Ещё мне захотелось ей сказать, как сильно я её люблю. Как горжусь, как жалею, что мы никогда не виделись, поскольку я родился намного позже. Как прабабушка Валентина, которую застал немного, плакала, глядя на фотографию младшей сестры. Это было 9 мая, когда она перебирала снимки, а я сидел рядом и тыкал пальчиком – «А это кто? А это?»
Ничего я теперь не мог сделать. Ничего Лёле рассказать.
– Вас будут искать, товарищ сержант, – сказала вдруг она, и мне пришлось собраться с мыслями.
– Ольга, – сказал я ей, и голос мой дрогнул. – Я вас буду помнить. Всегда.
Развернулся, аж каблуки хрустнули, и побежал к своим, едва сдерживая слёзы.
Когда вернулся, Исаев меня отчитал за самовольную отлучку. Но не слишком сурово. Так, для порядка. И потом, мне показалось, он заметил моё настроение. Ну, а через полчаса вернулся Балабанов и сообщил, что нас направляют на позиции батальона народного ополчения в качестве подкрепления. И рады бы отпустить в тыл, на переформирование. Но обстановка уж очень тяжелая. Немцы скоро будут здесь, и придётся держать оборону – позади Сталинград, до него остались считанные километры.
Глава 93
Я места не мог себе найти. Бродил по окопу туда-сюда, вызывая недовольные взгляды наших бойцов и ополченцев. Мне всё время хотелось вернуться на позиции зенитного полка, снова увидеться с Лёлей, ободрить её как-нибудь, сказать что-то хорошее. Была даже шальная мысль рассказать о том, что я из далекого будущего. Как мы победим в Великую Отечественную, что 9 мая станет нашим самым великим государственным праздником. Что наша семья… Но я отбросил эту идею.
Нет, эффекта бабочки не боялся. Что вернусь назад в будущее, а там всё стало совершенно другим, поскольку я своим нахождением здесь нарушил пространственно-временные связи. Будь оно так, всё случилось бы после моего первого же погружения в прошлое. Но я несколько раз совершал путь туда и обратно, и ничего там, в моём мире, не изменилось. Я думал о том, что своими рассказами могу внести в душу Лёли страшную сумятицу, от которой она не сможет избавиться до самого конца. Так поступать с ней было бы слишком жестоко.
Этот вывод меня успокоил. Я уселся на дно окопа. От нечего делать стал прислушиваться к разговорам вокруг. Захотелось поболтать с кем-нибудь.
– Эта история произошла осенью 1941 года под Москвой, – раздался неподалёку чей-то голос. Я подошёл поближе. В закутке у пулемёта сидели несколько бойцов, и один из них, возрастом лет под 40 примерно, рассказывал. Усевшись рядом, я стал слушать.
– Я не сам там был, а брат мой младший. Он на пяток годков позже народился. Так вот, шли они из окружения под Вязьмой. Пробирались к своим лесами, чтобы на немцев не нарваться. Голодные, патронов почти не осталось. Бредут, и выходят к небольшой деревушке. Послали разведку. Те посмотрели, вернулись и говорят. Так, мол, и так: немцев нет, местных жителей тоже. Видать, разбежались кто куда и в лесу прячутся. Думали, может, что мы – это фашисты, придут и всех сожгут. Было такое, рассказывали. Командир их говорит: надо темноты дождаться. Немцы днём только ездят, а как стемнеет, сидят по домам и на позициях. Значит, ночью не сунутся.