Эффект искажения
Шрифт:
На хорах играли музыканты, вокруг стола носились карлики и дурачки. Любимец графа, шут по прозвищу Наглец, с шутихою Розой разыграли целый спектакль, изображая свадьбу Паоло и Лукреции. Осоловевшие от еды и возлияний, гости встречали каждую шутку громким хохотом. В промежутках между представлениями придворные поэты прославляли красоту невесты и мужественность жениха. Мужчины перемигивались с дамами, те отвечали игривыми взглядами.
Лишь одного человека, сидевшего у дальнего края стола, ничуть не смешили выходки шутов, не трогали стихи и музыка. Прелести юных красавиц оставляли его равнодушным. Леонардо да Винчи, придворный инженер
Ужин подходил к концу. Хозяин пригласил опьяневших, разморенных духотою гостей в сад. Там, прямо на траве, были расстелены ковры, набросаны мягкие подушки, а между розовыми кустами прятались пестрые шелковые шатры для тех, кто желал уединения.
Настало время отдыха. Молодежь играла в прятки и в мяч – юные парочки то и дело исчезали в хитросплетениях зеленого лабиринта. Старшие взялись за шахматы и кости. Тут и там дамы с кавалерами, собравшись в небольшие группки, пересмеивались, рассказывая друг другу куртуазные истории.
На землю опускались мягкие теплые сумерки. Паоло уже сказал себе, что вечер удался, как вдруг откуда-то донесся звук, похожий на далекий гром. Вслед за ним в полумраке занялась рыжая зарница.
– Какая странная гроза, – произнесла Беатриче Сфорца, пытаясь рассмотреть в звездном небе признаки надвигающейся непогоды.
– Это не гроза, – мрачно ответил Медичи, обменявшись с Паоло понимающим взглядом. – Это на площади Синьории Джироламо Савонарола опять устраивает костер тщеславия [13] .
13
Ритуал, устраиваемый знаменитым флорентийским проповедником-иезуитом, фанатиком Джироламо Савонаролой. На таких кострах сжигались «суеты и анафемы» – светские и научные книги, картины, украшения, наряды, духи. Савонарола был сторонником аскетического образа жизни, считая все, что отвлекало людей от молитвы, «суетами и анафемами». Он был талантливым проповедником, имел огромную власть над людьми, и с 1494 по 1498 год был фактическим правителем Флоренции. В 1498 году был отлучен папой римским от церкви, а затем предан пыткам и казнен.
– Опять этот монашек? – рассмеялась Беатриче. – У нас в Милане только о нем и говорят. Рассказывают, его проповеди весьма убедительны.
– Быть может, пора уже взяться за безумца, милый брат мой? – спросил Моро. – Твердой рукой навести порядок и показать, кто настоящий хозяин славной Флоренции?
– Граждане Флоренции любят его и считают пророком, – грустно вздохнул Медичи.
«Слаб духом и неумен, – с презрением подумал Паоло. – Недаром получил прозвище Пьеро Глупый».
– Ах, пойдемте же скорее на площадь Синьории! – воскликнула Беатриче. – Мне хочется послушать знаменитую проповедь Пламенного Джироламо!
– Это неразумно, душа моя, – ответил герцог Моро. – Не нужно дразнить своим присутствием разгоряченную чернь.
– Нет-нет, – прощебетала белокурая мадонна Изабелла. – На проповеди Савонаролы ходят и аристократы.
– Там так… чудесно! – подхватила донзелла Джемма, томно закатывая глаза. – Его слова – как очистительное пламя! После них душа становится светла и легка. Словно бы рождаешься заново, сбрасывая бремя грехов и суеты…
– Я хочу услышать проповедь! – Мадонна Беатриче решительно поднялась с ковра.
Единственным человеком, перед которым трепетал грозный герцог Моро, была его хрупкая, некрасивая жена. Лодовико испытывал к ней какое-то болезненное обожание и ни в чем не мог отказать. Тем более что к голосу мадонны Беатриче присоединился хор первых красавиц флорентийского двора, умолявших Сфорца:
– Ваша светлость, просим, просим, ваша светлость!..
Паоло бросил мимолетный взгляд на свою новоиспеченную супругу. Мадонна Лукреция не выказывала горячего желания слушать проповедь.
Сдавшись на милость прелестниц, правители вынуждены были согласиться.
– В конце концов, это может быть забавно, – пробормотал Моро.
– Прикажи охране следовать за нами, – вполголоса приказал Руджеро граф.
– Мой господин, но это очень опасно, – прошептал чернокнижник. – Иезуит в сопровождении монахов, в окружении толпы фанатиков… Им даже не нужно будет нападать. Они уничтожат нас одними только молитвами!
– Оставить таких высокопоставленных гостей не менее опасно, чем оказаться среди молящихся, – ответил Паоло. – Мы постараемся держаться в стороне. Ступай, Руджеро.
Вскоре от виллы делла Торре отъехала вереница карет, окруженных верховыми во главе с Луиджи. Главный охранник графа выглядел сердитым и озабоченным: поездка не предвещала для стриксов ничего хорошего.
Кареты остановились неподалеку от площади Синьории. Нарядные гости, предвкушая интересное зрелище, двинулись туда, где шумела толпа. Охрана, окружив аристократов, бдительно следила, чтобы к ним не подошел ни один горожанин.
Перед башней Палаццо Веккио возвышался помост, на котором торчало огромное уродливое чучело, изображающее дьявола. У ног его громоздились «анафемы» – парики и флаконы духов, книги, чертежи и портреты прекрасных женщин, шелковые и бархатные платья, дорогие кафтаны, меха, подзорные трубы и инструменты ученых, мячи, шахматы, маски… Горы предметов, коими, по мнению Савонаролы, безнравственные флорентийцы радовали беса. Помост окружали монахи, за ними – трубачи, дальше стояли горожане. У каждого в руках пылал факел – именно их огонь Лукреция приняла за далекую зарницу.
Люди смеялись, обменивались шутками, как будто собрались на самый радостный праздник. Но граф чувствовал витающий над площадью дух ярости и злобы.
– Идут! – истерично выкрикнул кто-то, и толпа замолкла, благоговейно взирая на длинную процессию.
Джироламо, в убогом рубище, шел медленно, молитвенно сложив руки перед грудью. Лицо его было скрыто капюшоном рясы. Его сопровождали дети-инквизиторы – самое истовое, самое преданное и страшное воинство проповедника. Двигались молча, опустив глаза.
Савонарола взошел на каменный помост перед башней, замер неподвижно, ожидая, когда воцарится полная тишина. В ожидании его проповеди люди затаивали дыхание, боясь нарушить священное молчание.
– И видел я во сне два креста, – вдруг произнес Савонарола шепотом, но его тихий голос волшебным образом разнесся над площадью. – И один из них стоял над Римом в черном вихре смертоносном, и звался он – крест Гнева Господня…
В толпе раздались испуганные вздохи. Женщины прижимали ладони к губам, подавляя рыдания, мужчины смотрели на проповедника во все глаза, боясь пропустить даже слово, даже жест… А голос Джироламо становился громче, увереннее: