Эффект Лотоса
Шрифт:
Рису нужны образцы почерка — и он ищет подозреваемого в деле Джоанны. Он по-прежнему отказывается видеть повторяющийся рисунок, лепестки лотоса, плывущие по озеру…
Если я отмечу сегодняшний день, как точку пересечения моего пути и пути жертвы, возможно, тогда я узнаю, с чего начать.
Глава 14
Его Книга
Лэйкин: Тогда
Я читала его письмо при
За окном стояла не какая-нибудь банальная дождливая ночь с завывающим ветром и скрипящими ставнями, бьющимися о дом. Это было яркое солнечное утро, и я любовалась Сильвер Лэйк с заднего крыльца дома родителей, держа в руках письмо на желтой бумаге. Помню, я подумала, какая приятная бумага. Мягкая и дорогая. Изысканная. И утро было таким ярким.
Когда меня выписали из больницы, я вернулась в дом родителей, чтобы продолжить физиотерапию. Я взяла академический отпуск на один семестр. Это было сделано больше для самосохранения, чем ради выздоровления. Полиция не отставала от Дрю. Для детектива Даттона он был главным подозреваемым, и средства массовой информации кружили вокруг него словно акулы, почуявшие запах крови.
Я более или менее скрывалась. Опасаясь акул.
Сначала мне пришло несколько писем по почте и через интернет. Молитвы. Пожелания выздоровления. Выражения надежды, что нападавший будет арестован.
Потом начали появляться и другие.
Гневные, злобные, анонимные письма, в которых говорилось, что я сама виновата в собственном несчастье. Я напилась в баре, поэтому напрашивалась на неприятности. Я никогда не поправляла детектива Даттона, говоря, что не пила в «Док-Хаусе». Даже если бы я попыталась, сомневаюсь, что он бы мне поверил. В письмах задавался вопрос: какое я имела право указывать пальцем на Эндрю Эббота? Богатого, уважаемого члена влиятельной семьи.
И, как я и ожидала, чтобы утихомирить бурю в прессе, Дрю и Челси объявили о своей помолвке на той же неделе, когда меня выписали из больницы. Это немного замедлило расследование, но детектив Даттон использовал это заявление в своих интересах, теперь у Дрю был мотив.
Затем СМИ обратились против меня. Меня преподносили, как бельмо на глазу, раздражающее пятно в живописной жизни Дрю. Презираемая, ревнивая студентка, страдающая нездоровой одержимостью своим профессором. Все это я прочитала в письмах. Меня называли по-разному: шлюха, потаскуха, даже проститутка. В одном из анонимных писем говорилось, что я пыталась шантажировать Дрю, чтобы он поставил мне хорошие оценки.
Это превратилось в дикий, кружащийся ураган, и когда в конечном итоге выяснилось, что у Дрю есть алиби, я поняла, что плотину вот-вот прорвет, и меня захлестнёт с головой.
Мама пыталась заставить меня сосредоточиться на выздоровлении. Кэм пыталась убедить, что это пройдет — как и в случае с любым скандалом, скоро люди о нем забудут.
Но меня уже затянуло в этот водоворот.
А потом пришло Его письмо.
Когда грозовые тучи, казалось, рассеялись, и ясный синий день вселил в меня надежду, что-то побудило меня протянуть руку и вытащить из стопки письмо. Я села в кресло-качалку на крыльце, разорвала конверт, и меня охватила дрожь.
«Я никогда не видел никого прекраснее тебя.
Ужас на твоем лице, бледное сияние твоей фарфоровой кожи, пока тебя окутывала темно-красная пелена смерти.
Завораживающе.
Ты воплощаешь все, что я искал.
Твои раны, нанесенные клинком, все еще ноют?
А когда ты касаешься шрамов, ты чувствуешь эту сосущую пустоту, которая требует, чтобы ее заполнили?
Я должен знать ответ.
Нам нужно встретиться».
В ушах у меня ревела кровь, сердце прерывисто билось, ускоряясь. Руки тряслись так сильно, что я выронила письмо. Прижав ладонь к груди, я глубоко вдохнула, пытаясь сдержать зарождающуюся панику.
Из легких словно выкачали весь воздух, и я отключилась, потеряв сознание. Так мое тело реагировало на прилив адреналина. Защитный механизм, появившийся после нападения. Я просто отключалась.
К счастью, меня никто не обнаружил. Мама и так уже достаточно натерпелась. Когда я пришла в себя, то сжимала письмо в кулаке. Я стиснула его крепче, словно пытаясь превратить в ничто.
Даже сейчас я не совсем понимаю свою реакцию. Письмо было расплывчатое, загадочное, и не содержало прямой угрозы, но в нем было явное завуалированное предупреждение.
Его мог написать какой-то ненормальный. Больной человек, который просто хотел почувствовать причастность к преступлению. Когда я начала писать, то узнала, что существует много таких людей, с одержимостью следящих за ходом расследования.
Или его мог написать сам убийца.
Или человек, который вытащил меня из воды.
Я анализировала записку и слова, пытаясь найти тайный смысл. Не имело значения, кто отправил письмо. Я поняла, что мне нужно бояться не только убийцы — в мире были и другие ненормальные, которые желали мне смерти.
В конце концов, можно было сделать только одно.
Мой убийца не имел лица. Когда вы сталкиваетесь с неизвестностью, то страх становится живой, дышащей сущностью. Когда вы не знаете, кто — друг, а кто — враг. Любой выбор, любое направление могли привести меня не к тому человеку.
В ту ночь я собрала сумку и села в автобус.
Я уехала из Флориды. Взяла деньги, которые копила на колледж, открыла карту на телефоне и выбрала самое непримечательное место, которое смогла найти. Тогда я пообещала себе, что не буду убегать вечно. Я поклялась, что запишу все события, детали, все, что упустила полиция, и раскрою собственное убийство.
И я так и поступила, непрерывно работая в течение шести месяцев, пока мое дело не остановили, а все следы уже остыли.
Пройдут годы, прежде чем я вернусь в Сильвер Лэйк.