Эффект Люцифера
Шрифт:
Активизируя один или несколько из следующих четырех когнитивных механизмов, каждый из нас способен оправдать любое свое деструктивное или злонамеренное поведение.
Во-первых, мы можем изменить смысл нашего поведения: из вредного оно становится благородным. Например, мы создаем моральные оправдания тех или иных действий с точки зрения нравственного императива, допускающего насилие, или создаем сравнения, противопоставляющие наше «справедливое» поведение злонамеренному поведению врагов. (Мы их всего лишь пытаем; а они нас убивают.) Той же цели служат эвфемизмы, маскирующие реальность наших жестоких действий. («Сопутствующий ущерб» — это когда мирных жителей разбомбили в пыль; а «дружественный огонь» означает, что солдат был убит по глупости или в результате намеренных действий своих товарищей.)
Во-вторых, мы можем «не видеть» прямой связи между нашими действиями и их пагубными результатами, рассеивая или перекладывая личную ответственность. Мы избавляемся от мук совести, если просто
В-третьих, мы можем «не замечать» вреда, который причинили наши действия другим людям. Мы игнорируем, искажаем, преуменьшаем негативные последствия своего поведения или вообще не верим в их наличие.
Наконец, в-четвертых, мы можем считать, что жертвы заслуживают наказания, возлагаем на них всю вину, и, конечно же, дегуманизируем их: ведь они не заслуживают человеческого отношения.
Важно еще раз добавить, что подобные психологические исследования ни в коем случае не предназначены для того, чтобы оправдывать или узаконивать безнравственные и преступные действия. Исследуя и описывая когнитивные механизмы, посредством которых люди отделяют свои моральные стандарты от поведения, мы лучше понимаем, как предотвратить этот процесс, ясно указывая на потребность в моральных обязательствах как основополагающем качестве гуманного общества.
Ко всем этим принципам, к арсеналу средств, способствующих злонамеренным действиям со стороны хороших мужчин и женщин, нужно добавить и те, к которым прибегают государства, подстрекая к насилию своих граждан. Мы рассмотрим некоторые из этих принципов, исследуя, как государства готовят молодежь к смертельным войнам и побуждают всех остальных граждан поддерживать эту войну или агрессию. Такую трансформацию совершить непросто, но этому помогает особая форма когнитивного обусловливания с помощью пропаганды. Национальная пропаганда с помощью СМИ (и с ведома правительства) создает «образ врага». Он должен подготовить умы солдат и граждан к тому, что нужно ненавидеть тех, кто входит в новую категорию: «наши враги». Такое промывание мозгов — самое мощное оружие солдата. Без этого он никогда не смог бы поймать другого человека в глазок прицела и выстрелить, прекрасно понимая, что убивает. «Образ врага» пугает граждан, заставляет чувствовать себя уязвимыми, они начинают представлять себе, что будет, если они окажутся во власти этого врага [315] . Страх превращается в ненависть, и чтобы уничтожить угрозу, люди готовы на все. В борьбе против вражеской угрозы они готовы отправить на смерть своих детей.
315
В одном сюжете агентства Рейтер тридцатипятилетняя мать, представительница народа хуту по имени Муканквайа, рассказывает, как она и другие женщины хуту окружили детей своих «врагов» — соседей-тутси. С поразительной решительностью они забили ошеломленных детей до смерти палками. «Они не кричали, потому что знали нас, — сказала она. — Они только выпучили глаза. Мы убили очень многих, я не могу даже посчитать». Она оправдывала свои действия тем, что она и другие женщины-убийцы «сделали детям одолжение»: лучше, если дети умрут сейчас, потому что иначе они останутся сиротами, ведь их отцов зарубили мачете, которые правительство выдало мужчинам-хуту, а их матерей изнасиловали и убили. У этих детей была бы очень трудная жизнь, рассуждала она и другие женщины-хуту. Поэтому, забив их до смерти, они освободили их от печального будущего.
В книге «Лица врага» Сэм Кин [316] показывает, каким образом наглядная агитация, которую государство использует против тех, кто считается опасными «другими», «посторонними», «врагами», моделирует архетип врага. Как правило, для этого создаются яркие образы, вызывающие нечто вроде коллективного психоза: этот страшный враг может причинить вред женщинам, детям, домам и Богу родной страны, уничтожив ее фундаментальные убеждения и ценности. Такая пропаганда процветает в международных масштабах. Несмотря на национальные различия, ее методы можно разделить на несколько категорий, помогающих создать образ homo hostilis,«человека враждебного». Чтобы создать в умах хороших членов справедливого племени нового, ужасного врага, нужно убедить их, что «враг» — это агрессор, безличный насильник, безбожник, варвар, преступник, мучитель, убийца, абстрактный символ или «животное». Нужно показать им пугающие картины: родную страну пожирают ужасные твари: змеи, крысы, пауки, насекомые, ящерицы, гигантские гориллы, спруты или даже «эти свиньи англичане».
316
См.: Keen S. Faces of the Enemy: Reflections on the Hostile Imagination. San Francisco, CA: Harper & Row, 2004. Также можно посмотреть одноименный DVD-фильм (2004).
Конечное следствие применения дегуманизирующей концепции в отношении «других» — все те немыслимые вещи, которые мы готовы сделать с ними, как только они официально объявлены противниками и врагами. В 1920–1940-е гг. сторонники евгеники использовали научные теории, чтобы «очистить» человеческий род, избавить его от «неполноценных» или от тех, кто обладает нежелательными качествами. Тогда были насильственно стерилизованы более 65 000 граждан Америки. Подобных извращений можно было бы ожидать от Адольфа Гитлера, но уж никак не от одного из самых уважаемых юристов Америки, Оливера Уэнделла Холмса. Однако именно он утверждал (в 1927 г.), что закон о принудительной стерилизации не только не является неконституционным, но и принесет пользу обществу:
«Для всего мира было бы лучше, если бы общество не ждало, пока неполноценные будут осуждены за преступления или умрут с голоду из-за собственного слабоумия, но чтобы не позволяло тем, кто явно неполноценен, плодить себе подобных. Трех поколений слабоумных вполне достаточно» [317] .
Можно вспомнить исследование, о котором мы говорили в главе 12: как оказалось, студенты Гавайского университета были готовы поддержать «окончательное решение» и устранять неполноценных, а если нужно — то даже и членов собственной семьи.
317
Цит. по: Bruinius Н. Better for All the World: The Secret History of Forced Sterilization and America’s Quest for Racial Purity. New York: Knopf, 2006.
И в Соединенных Штатах, и в Великобритании существует долгая история «войн против слабых». В этих странах было множество весьма красноречивых, влиятельных сторонников евгеники, оправдывавших и даже подтверждавших с научной точки зрения необходимость избавить страну от «неполноценных». Конечно же, «самые полноценные» при этом должны были получить особые привилегии [318] .
Зло бездействия: пассивные наблюдатели
318
См.: Galton F. Hereditary Genius: An Inquiry into Its Laws and Consequences. 2nd ed. London: Macmillan, 1892; Watts and Co., 1950; Soloway R. A. Democracy and Denigration: Eugenics and the Declining Birthrate in England, 1877–1930. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1990; Race Betterment Foundation: Proceedings of the Third Race Betterment Conference. Battle Creek, MI: Race Betterment Foundation, 1928; Black E. War Against the Weak: Eugenics and America’s Campaign to Create a Master Race. New York: Four Walls Eight Windows, 2003; Black E. IBM and the Holocaust: The Strategic Alliance Between Nazi Germany and America’s Most Powerful Corporation. New York: Crown, 2001.
Для торжества зла необходимо только одно условие — чтобы хорошие люди сидели сложа руки.
[Нам] нужно понять, что пассивно принимать несправедливость системы — значит сотрудничать с этой системой и тем самым становиться соучастником ее злодеяний.
Слово «злодеяния» обычно пробуждает в нас мысли о жестоких, ужасных преступлениях. Но бездействие тоже может быть злодеянием, если ситуация требует активной помощи другим, протеста, неповиновения или активного призыва к переменам. Один из самых главных, но наименее заметных пособников зла — не главный злодей, а безмолвный хор, который смотрит, но не видит, слушает, но не слышит. Его молчаливое присутствие на сцене, где творятся злодеяния, еще сильнее размывает нечеткую границу между добром и злом. Итак, мы спрашиваем: почему люди не помогают другим? Почему они ничего не делают, когда нужно действовать? Такая пассивность — следствие их личных недостатков — бездушия и безразличия? Или здесь также можно обнаружить некие социальные мотивы?
319
King Jr. M. L. Strength to Love. Philadelphia: Fortress Press, 1963. P. 18.
В большом городе, таком как Нью-Йорк, Лондон, Токио или Мехико, каждый окружен буквально десятками тысяч людей. Мы проходим мимо них на улицах, сидим рядом с ними в ресторанах, в кино, в автобусах и электричках, ждем вместе с ними своей очереди — но при этом никак не связаны с этими людьми, как будто рядом с нами никого нет. Рядом с одной девушкой из Квинса действительно никого не оказалось как раз тогда, когда ей больше всего нужна была помощь других людей.