Эффект Люцифера

Зимбардо Филип Джордж

Первые наблюдения и первые проблемы

Мои заметки того времени зафиксировали следующие вопросы, на которых нужно было сосредоточить внимание в ближайшие дни и ночи: будет ли расти самовольная жестокость охранников или она достигнет какой-то точки равновесия? Можно ли рассчитывать, что охранники, идя домой и размышляя о том, чем здесь занимались, будут раскаиваться и стыдиться своей жестокости? Будут ли они потом вести себя доброжелательнее? Возрастет ли устная агрессивность? Превратится ли она в физическое насилие? Скука во время утомительной восьмичасовой смены уже заставила охранников развлекаться, используя заключенных в качестве игрушек. Как охранники будут справляться со скукой в следующие дни эксперимента? Справятся ли заключенные со скукой круглосуточной жизни в камерах? Смогут ли они сохранить определенную меру достоинства, отстаивать свои права, объединятся ли в своих протестах или полностью подчинятся требованиям охранников? Сколько времени пройдет, прежде чем первый заключенный решит, что с него хватит, и выйдет из эксперимента? Уйдут ли

за ним другие? Мы наблюдали очень разный стиль поведения у охранников дневной и ночной смены. Как поведут себя охранники утренней смены?

Очевидно, потребовалось время, чтобы студенты вошли в новые роли. Они чувствовали себя неуверенно и несколько неловко. Все еще есть ощущение, что это — не настоящая тюрьма, а просто эксперимент «по мотивам тюремной жизни». Возможно, нашим добровольцам так и не удастся пересечь психологический барьер, за которым человек чувствует, что он надолго заключен в тюрьму, что он лишился свободы и не может действовать по собственной воле. Можно ли ожидать такого результата — ведь это все-таки эксперимент, несмотря на всю реальность полицейских арестов? Во время встречи с охранниками в субботу я попытался внушить им, что наша тюрьма по психологическому воздействию ничем не отличается от настоящих. Я описал им некоторые типы «менталитета», характерные для взаимодействия между заключенными и тюремными охранниками в реальных тюрьмах. Я узнал о них от нашего тюремного консультанта, бывшего заключенного Карло Прескотта, и из курса летней школы по психологии тюремного заключения, который мы только что провели. Меня волновало, что я, возможно, дал охранникам слишком много указаний, и они просто будут вести себя в соответствии с ними, вместо того чтобы постепенно осваивать новые роли в процессе личного опыта. Пока мне казалось, что охранники ведут себя по-разному и не следуют предварительному сценарию. Вот что было во время той предварительной консультации охранников.

Предварительная консультация охранников в субботу

Готовясь к эксперименту, наши сотрудники встретились со студентами, получившими роли охранников, чтобы обсудить цели эксперимента, объяснить их обязанности и предложить способы, позволяющие держать заключенных под контролем, не используя при этом физических наказаний. Девятерых охранников случайным образом распределили по трем сменам, еще трое остались в резерве, на случай чрезвычайных ситуаций. Я кратко рассказал, почему мы решили исследовать психологию тюремной жизни. Затем «начальник тюрьмы» Дэвид Джаффе описал некоторые процедуры и обязанности охранников, а Крейг Хейни и Керт Бэнкс, как психологи-консультанты, подробно описали процедуру предстоящих воскресных арестов и перевозки новых заключенных в нашу тюрьму.

Объясняя цели эксперимента, я сказал, что, на мой взгляд, любая тюрьма — это физическая метафора потери свободы, и каждый из нас по разным причинам переживает ее по-своему. Как социальные психологи, мы хотим понять, какие психологические барьеры создает между людьми тюрьма. Конечно, не все можно выяснить с помощью эксперимента, ведь наша тюрьма — не настоящая. Заключенные знают, что проведут в ней не долгие годы, как обитатели настоящих тюрем, а всего две недели. Они знают, что есть предел той жестокости, с которой мы можем обращаться с ними в экспериментальной среде, в отличие от реальных тюрем, где заключенных избивают, бьют электрическим током, подвергают групповым изнасилованиям, а иногда даже убивают. Я подчеркнул, что мы ни в коем случае не имеем права физически оскорблять «заключенных».

Я объяснил, что, несмотря на эти ограничения, мы хотим создать психологическую атмосферу, копирующую некоторые особенности атмосферы многих реальных тюрем, о которых я недавно узнал.

«Мы не можем применять к ним физическое насилие или пытки, — сказал я, — но можем создать атмосферу скуки. Можем создать ощущение фрустрации. Можем заставить их испытывать страх, до некоторой степени. Можем создать ощущение произвола, ощущение, что их жизнью управляет некий случай, которым полностью управляем мы, система, вы, я, Джаффе. У них не будет никакого личного пространства, они будут под постоянным наблюдением — мы будем видеть все, что они делают. У них не будет никакой свободы действий. Они не смогут сделать и сказать ничего, чего мы не разрешаем. Разными методами мы будем лишать их индивидуальности. Они будут носить униформу, никто и никогда не будет называть их по имени; у них будут номера, и их будут называть только по номерам. В целом все это должно создать у них ощущение беспомощности. Вся власть будет принадлежать нам, у них никакой власти не будет. Главный вопрос исследования звучит так: что они сделают, чтобы попытаться вернуть себе власть, вернуть себе определенную степень индивидуальности, получить некоторую свободу, отвоевать хоть какое-то личное пространство? Смогут ли заключенные действовать против нас, пытаясь хотя бы отчасти вернуть то, что у них было на свободе?» [61] .

61

Расшифровка стенограммы видеосъемки встречи охранников. См. фильм Quiet Rage: The Stanford Prison Experiment на диске DVD.

Я обратил внимание наших начинающих охранников на то, что заключенные, вероятно, будут считать все это «игрой», но нам, сотрудникам тюрьмы, предстоит ввести заключенных в необходимое психологическое состояние и поддерживать его до конца исследования. Мы должны заставить их почувствовать, что они оказались в настоящей тюрьме; мм ни при каких условиях не должны называть все это исследованием или экспериментом. Ответив на вопросы будущих охранников, я кратко описал распределение обязанностей между тремя сменами, чтобы у каждой смены была своя задача. Затем я прояснил, что кажущаяся наименее привлекательной ночная смена будет, скорее всего, самой легкой, ведь как минимум половину времени заключенные будут спать. «У вас будет сравнительно мало работы, хотя вы не сможете спать. Вы должны быть начеку на случай, если они начнут что-то замышлять». Вопреки моему предположению, что ночная смена будет самой легкой, в итоге ей досталось больше всего работы. И вела себя эта смена с заключенными грубее других.

Здесь я должен повторить, что вначале я интересовался больше заключенными и их адаптацией к тюремной ситуации, а не охранниками. Охранники казались мне исполнителями второстепенных ролей, которые должны были создать у заключенных ощущение того, что они находятся в настоящей тюрьме. Думаю, здесь сыграло роль мое происхождение: выходец из низших слоев общества, я отождествлял себя с заключенными, а не с охранниками. Конечно, мое отношение к тюрьмам было сформировано тесным общением с Прескоттом и другими бывшими заключенными, с которыми я недавно познакомился. Поэтому моя речь должна была помочь охранникам «войти в роль»: я хотел кратко обрисовать некоторые ключевые ситуационные и психологические процессы, характерные для реальной тюрьмы. Со временем нам стало ясно, что наблюдать за поведением охранников не менее, а иногда даже более интересно, чем за поведением заключенных. Смогли бы мы получить те же результаты без этой встречи, если бы ограничились только поведенческим контекстом и описали роли? Как мы скоро увидим, несмотря на наши однобокие рекомендации, охранники вначале не спешили использовать методы подавления. Только через какое-то время воздействие новых ролей и ситуационных факторов привело к тому, что охранники превратились в правонарушителей, жестоко обращающихся с заключенными. За это зло, появившееся в Стэнфордской окружной тюрьме, я несу полную личную ответственность.

С другой стороны, наши охранники не прошли никакого формального обучения. Мы просили их обеспечивать порядок, пресекать попытки к бегству, ни в коем случае не использовать против заключенных физическую силу, и дали общую информацию о негативных аспектах психологии тюремного заключения. Эта процедура была очень похожа на введение в должность сотрудников реальных исправительных учреждений. Часто у них нет никакого специального обучения, и им позволено использовать любые силовые методы, особенно в критических обстоятельствах. Правила, которые зачитали заключенным начальник тюрьмы и охранники, как и мои инструкции во время встречи с охранниками, представляли собой вклад Системы в создание ряда начальных ситуативных условий, бросивших вызов ценностям, отношениям и личностным особенностям, которые внесли в эту уникальную ситуацию участники эксперимента. Скоро мы увидим, как был разрешен конфликт между влиянием ситуации и ролью личности.

Охранники

Дневная смена: 10.00–18.00

Арнетт, Маркус, Лендри (Джон)

Ночная смена: 18.00–2.00

Хеллман, Барден, Лендри (Джефф)

Утренняя смена: 2.00–10.00

Венди, Серос, Варниш

Резервные охранники

Морисмо, Питерс

Заключенные

Камера № 1

№ 3401 — Глен

№ 5704 — Пол

№ 8612 — Дуг

Камера № 2

№ 7258 — Хабби

№ 819 — Стюарт

№ 1037 — Рич

Камера № 3

№ 2093 — Том «сержант»

№ 4325 — Джим

№ 5486 — Джерри

Глава четвертая

Понедельник: бунт заключенных

После первых дня и ночи, показавшихся нам бесконечными, наступил понедельник — день тяжелый, тоскливый и утомительный для всех нас. Но ровно в 6 утра снова раздается пронзительный свист, и заключенные просыпаются. Они, сонные, выходят из камер, протирают глаза, натягивают свои шапочки и робы, распутывают цепи на лодыжках. Они вялые и угрюмые. № 5704 позже сказал нам, что встретил новый день с тоской, зная, что ему придется снова пройти «через все это дерьмо, а может, и кое-что похуже» [62] .

62

Цитаты в этой и в других главах, посвященных Стэнфордскому тюремному эксперименту, взяты из многих источников, которые я пытаюсь по возможности точно идентифицировать. Среди этих архивных материалов — расшифровки стенограмм видеосъемки, сделанной в течение разных эпизодов эксперимента; отчеты смен охраны, которые некоторые охранники писали в конце своей смены; заключительные интервью в конце исследования; заключительные оценки, сделанные после того, как участники ушли домой, обычно в течение нескольких недель; ретроспективные дневники, которые участники отправляли нам после завершения исследования; аудиозаписи интервью; интервью, сделанные для телепрограммы Chronolog телеканала NBC, сентябрь 1971 г. (вышли в эфир в ноябре того же года); личные наблюдения и последующие воспоминания Крейга Хейни, Кристины Маслач и мои собственные, приведенные в изданной главе. Эта цитата взята из заключительного оценочного отчета.