Эффект Люцифера

Зимбардо Филип Джордж

Но кровати из третьей камеры уже вытаскивают в коридор. Мятежники из второй камеры чувствуют, что их предали.

«Третья камера, что происходит? Мы же сказали вам забаррикадировать двери!»

«Разве это солидарность? Это кто, Сержант (№ 2093)? Сержант, если это из-за тебя, то ничего удивительного, потому что мы и так знаем, кто ты такой».

«Эй, первая камера, держите свои кровати. Не впускайте их».

Охранники понимают, что вшестером они смогут подавить бунт заключенных, но в будущем им придется действовать только втроем против девяти заключенных, и это будет нелегко. Но ничего страшного: Арнетт объясняет остальным охранникам психологическую тактику «разделяй и властвуй». Нужно сделать третью камеру «элитной» и дать ее обитателям

особые привилегии — мыться и чистить зубы, вернуть им кровати, постельные принадлежности и включить в их камере воду.

Охранник Арнетт громко объявляет, что заключенные из третьей камеры ведут себя хорошо, «и их кровати вернут, когда будет восстановлен порядок в первой камере».

Охранники уговаривают «хороших заключенных» убедить остальных вести себя «правильно».

«Ну, если бы мы знали, что значит неправильно, мы бы им сказали!» — восклицает один из «хороших заключенных».

Венди отвечает: «Вам не нужно знать, что значит неправильно. Просто попросите их успокоиться».

№ 8612 кричит: «Первая камера, мы с вами, все трое!»

Затем он высказывает туманную угрозу в адрес охранников, которые толкают его назад. Все еще голый, с полотенцем вокруг бедер, он кричит: «Эй, ребята, вы что, думаете, мы раскрыли все карты?»

Дело сделано, и охранники устраивают небольшой перерыв, чтобы покурить и подумать, что делать с первой камерой, где забаррикадирована дверь.

Рич-1037 отказывается выйти из второй камеры, и трое охранников выносят его на руках, бросают на пол, надевают наручники ему на лодыжки и тянут за ноги во двор. Он и бунтарь № 8612 продолжают кричать о неприемлемых условиях, они просят всех заключенных поддержать бунт. Охранники пытаются освободить вторую кладовку в коридоре, чтобы устроить там еще один карцер, куда можно было бы посадить № 1037. Вытаскивая коробки, чтобы освободить место в кладовке, они тянут его по полу назад в камеру. Его ноги все еще скованы наручниками.

Охранники Арнетт и Лендри совещаются и находят простой способ навести хоть какой-то порядок в этом бедламе: начать перекличку. Перекличка всегда помогает навести порядок. В строю по стойке смирно стоят всего четверо заключенных. Для начала охранники приказывают им назвать свои номера.

«Мой номер 4325, господин надзиратель».

«Мой номер 2093, господин надзиратель».

Перекличка продолжается, хотя в ней участвуют только три «хороших мальчика» из третьей камеры и № 7258, голый, с полотенцем вокруг бедер. Что примечательно, № 8612 выкрикивает свой номер из карцера, но насмешливым тоном.

Охранники снова тащат № 1037 и запирают в кладовке в коридоре, превращенной во второй карцер. Тем временем № 8612 продолжает кричать суперинтенданту тюрьмы: «Эй, Зимбардо, тащи сюда свою задницу!» Я принимаю решение не вмешиваться, но понаблюдать за этой конфронтацией и попытками охранников восстановить законность и порядок.

В ретроспективных дневниках заключенных (завершенных после окончания эксперимента) есть некоторые интересные комментарии. Пол-5704 пишет, что искажение восприятия времени уже начинает влиять на мышление заключенных. «После того как утром мы забаррикадировались в камере, я заснул, потому что плохо спал ночью. Когда я проснулся, то подумал, что уже наступило утро следующего дня, но день еще не закончился, еще даже обеда не было!» Днем он снова заснул, а когда проснулся, то решил, что наступила ночь, но было только пять часов вечера. Искажение восприятия времени отметил также № 3401, он очень проголодался и злился, что до сих пор нет обеда. Он думал, что уже девять или десять вечера, хотя было всего пять часов.

Хотя охранники подавили бунт и использовали его как предлог для усиления давления и контроля над «опасными заключенными», многие обитатели тюрьмы довольны тем, что им хватило смелости бросить вызов системе. № 5486 отметил, что у него «было хорошее настроение, мы были вместе, готовы устроить заваруху. Мы придумали „бунт против прыжков“. Больше никаких насмешек, никаких прыжков, никакого подчинения». Он добавил, что чувствовал, будто его действия зависят от того, поддержат ли его сокамерники из «хорошей камеры». Если бы он был в первой или второй камере, то «поступил бы так же, как они» и бунтовал бы более яростно. Для самого маленького, хрупкого заключенного, Глена-3401, студента азиатско-американского происхождения, бунт стал боевым крещением: «Я предложил придвинуть кровати к двери, чтобы не пускать охранников. Обычно я спокоен, но мне не нравится, когда со мной так обращаются. Я помогал организовать наше восстание и принимал в нем активное участие, для меня это было важно. Это придало мне уверенности. Я считаю это самым важным событием моей жизни. Это было какое-то самоутверждение; после этой баррикады я лучше узнал самого себя» [68] .

68

Ретроспективный дневник заключенного.

После обеда можно устроить побег

Первая камера все еще забаррикадирована, а некоторые мятежники сидят в карцере. Так что пообедать удастся немногим. Для «хорошей третьей камеры» охранники приготовили самое лучшее угощение. Они получат его на виду у непослушных товарищей. Но заключенные из третьей камеры снова нас удивляют: они отказываются от еды. Охранники пытаются убедить их только попробовать эти восхитительные блюда. Заключенные проголодались, потому что съели всего лишь легкий завтрак из овсянки и скудный ужин вчера вечером, но обитатели третьей камеры не могут позволить себе стать предателями, «крысами-штрейкбрехерами». Весь следующий час во дворе висит странная тишина. Однако обитатели третьей камеры охотно сотрудничают во время рабочих часов, т. е. продолжают вытаскивать колючки из одеял. Заключенному Ричу-1037 предлагают выйти из карцера и тоже взяться за работу, но он отказывается. Он предпочитает сравнительное спокойствие в темноте. По правилам заключенный может провести в карцере не больше часа, но № 1037 сидит в одиночке уже два часа, как и № 8612.

Тем временем в первой камере двое заключенных спокойно приступают к реализации первой стадии нового плана побега. Длинными и крепкими ногтями (благодаря игре на гитаре) Пол-5704 откручивает винты электрощитка. Сняв крышку, заговорщики хотят использовать ее острый край как отвертку и отвинтить дверной замок камеры. Один из них притворится больным, и когда охранник поведет его в туалет, он откроет главную входную дверь в холле. Извещенный свистом, второй выскочит из камеры. Они собьют с ног охранника и сбегут на волю! Как и в настоящей тюрьме, заключенные проявляют удивительные творческие способности, делая оружие из любых подручных средств и изобретая изощренные планы побега. Время и угнетение — отцы всех мятежных изобретений.

Но удача не на их стороне. Охранник Джон Лендри, делая обычный обход, поворачивает ручку двери первой камеры, и она падает на пол со звучным глухим стуком. Начинается паника. «На помощь! — кричит Лендри. — Побег!»

К нему спешат Арнетт и Маркус, они блокируют дверь, достают наручники и сковывают беглецов-неудачников вместе, уложив их на пол камеры. Конечно же, один из нарушителей спокойствия — № 8612, и он в очередной раз оказывается в карцере.

Чтобы успокоить массы, нужна хорошая перекличка

С тех пор, как началась дневная смена, прошло несколько тревожных часов. Пора усмирить этих дикарей, пока не возникли новые проблемы.

«Хорошее поведение вознаграждается, а плохое поведение не вознаграждается».

Я уже узнаю этот спокойный, уверенный голос: это Арнетт. Вместе с Лендри они строят подопечных для очередной переклички. Командует Арнетт. Он стал лидером дневной смены.

«Руки на стену, на эту стену. Давайте проверим, хорошо ли вы выучили свои номера. Как мы уже делали, произносим свой номер, начиная с этого конца».