Эффект Люцифера
Шрифт:
Начинает Сержант. Он отвечает быстро и громко, задавая тон. Его подхватывают другие заключенные. № 4325 и № 7258 отвечают быстро и послушно. От Джима-4325, крупного, мускулистого, метр девяносто ростом, мы пока слышали мало, хотя, если бы он захотел, то мог бы доставить охранникам массу проблем. Глен-3401 и Стью-819, наоборот, всегда говорят медленнее, с очевидной неохотой уступая бессмыслице. Арнетт недоволен и применяет собственные методы контроля — заставляет заключенных рассчитываться самыми творческими способами. Они рассчитываются на первый-третий, потом в обратном порядке — всяческими вариантами, которые он придумывает, чтобы бессмысленно усложнить
Лендри предлагает, чтобы заключенные снова пропели свои номера. Арнетт спрашивает: «Вы делали это вчера вечером? Им понравилось петь?»
Лендри: «Я думаю, вчера вечером им понравилось».
Но несколько заключенных отвечают, что им не нравится петь.
«Ну что же, вам придется учиться делать то, что вам не нравится; это нужно для возвращения в общество нормальных людей», — говорит Арнетт.
№ 819 возражает: «У нормальных людей нет номеров».
Арнетт отвечает: «У нормальных людей и не должно быть номеров! А у вас есть номера, потому что вы здесь!»
Лендри объясняет, как петь номера: как гаммы, «до-ре-ми». Заключенные подчиняются и поют гаммы, стараясь изо всех сил, сначала от «до» к «си», а потом по нисходящей, от «си» к «до». Не поет только № 819.
«№ 819 не умеет петь; повторяем все сначала».
№ 819 начинает объяснять, почему не может петь. Но Арнетт разъясняет цель этого упражнения: «Я тебя не спрашиваю, почемуты не можешь петь, твоя задача — научиться».
Арнетт критикует заключенных за плохое пение, но утомленные заключенные только хихикают и ерничают, издавая фальшивые ноты.
В отличие от своих товарищей охранник Джон Маркус кажется вялым. Он редко участвует в общих акциях во дворе. Напротив, он добровольно делает то, для чего нужно покинуть тюрьму, например принести еду из столовой колледжа. Вся его фигура говорит о том, что его не вдохновляет образ «крутого мачо»; он сутулится, плечи и голова опущены вниз. Я прошу начальника тюрьмы Джаффе поговорить с ним и попросить серьезнее относиться к своим обязанностям, за выполнение которых ему платят. Джаффе уводит его со двора для серьезного разговора.
«Охранники должны понимать, что им нужно быть достаточно жесткими. Успех этого эксперимента зависит от поведения охранников, которое должно быть предельно реалистичным», — говорит ему Джаффе.
Маркус не соглашается: «Мой личный опыт показывает, что жесткое, агрессивное поведение не дает результатов».
Джаффе возражает ему, объясняя, что цель эксперимента — не перевоспитать заключенных, а понять, как тюрьма меняет человека, столкнувшегося с ситуацией, когда вся власть принадлежит охранникам.
«Но эта ситуация влияет и на нас.Мне тяжело даже надевать униформу охранника».
Джаффе пытается успокоить его: «Я вас понимаю. Но нам нужно, чтобы вы действовали определенным образом. Сейчас нам нужно, чтобы вы играли роль „жесткого охранника“. Нам нужно, чтобы вы реагировали по-хамски, что ли. Мы пытаемся создать стереотип охранника, а ваш личный стиль слишком мягкий».
«Хорошо, я попытаюсь вести себя иначе».
«Спасибо, я знал, что мы можем на вас рассчитывать» [69] .
69
Аудиозапись интервью заключенного.
Тем временем заключенные № 8612 и № 1037 остаются в одиночках. Но теперь они громко жалуются на нарушение правил. Никто не обращает на них внимания. И тот и другой просят позвать врача. № 8612 кричит, что он заболел, что плохо себя чувствует. По его словам, ему мерещится, будто его арестантская шапочка все еще у него на голове, хотя он знает, что ее там нет. Его требование встретиться с начальником тюрьмы будет удовлетворено в тот же день, но немного позже.
В четыре часа в «хорошую» третью камеру возвращают кровати, и охранники переключают свое внимание на обитателей мятежной первой камеры. Охранников ночной смены просят прийти пораньше. Вместе с дневной сменой они штурмуют камеру, «стреляя» огнетушителем в приоткрытую дверь, чтобы напугать заключенных. Они раздевают трех бунтарей донага, забирают у них кровати и угрожают лишить ужина, если они и дальше откажутся повиноваться. Голодные, потому что пропустили обед, заключенные ведут себя угрюмо и безучастно.
Я понимаю, что ситуация заходит в тупик, и прошу начальника тюрьмы объявить по громкоговорителю, что заключенные должны избрать трех представителей в недавно созданный комитет по рассмотрению жалоб заключенных Стэнфордской окружной тюрьмы, который встретится с суперинтендантом Зимбардо, как только определит, с какими жалобами заключенные хотят к нему обратиться. Позже, из письма, которое Пол-5704 отправил своей девушке, мы узнали, что он гордится тем, что товарищи избрали его главой комитета. Это весьма показательные слова, они демонстрируют, как сужаются горизонты заключенных, как они теряют перспективу и начинают жить «в текущем моменте».
Комитет по рассмотрению жалоб, состоящий из трех избранных участников, Пола-5704, Джима-4325 и Рича-1037, сообщает мне, что договор с заключенными нарушается во множестве пунктов. Они подготовили целый список: охранники проявляют физическую и словесную агрессию; прибегают к ненужным оскорблениям; питание не соответствует оговоренным условиям; они требуют, чтобы им вернули книги, очки и таблетки; им недостаточно одного запланированного свидания с друзьями и родственниками; некоторым нужна религиозная служба. Они утверждают, что все эти пункты оправдывают необходимость открытого неповиновения, чем они и занимались целый день.
В очках с зеркальными стеклами я легко вхожу в роль суперинтенданта. «Я уверен, — начинаю я, — что нам удастся уладить любые разногласия мирным путем, к взаимному удовлетворению». Я отмечаю, что комитет по рассмотрению жалоб — прекрасный первый шаг в этом направлении. Я готов сотрудничать с ним до тех пор, пока он представляет интересы всех остальных заключенных.
«Но вы должны понять, что грубость и физические действия охранников спровоцированы вашим плохим поведением. Вы сами создали эту ситуацию, нарушив график и посеяв панику среди охранников, которые еще мало знакомы со своей работой. Они лишили вас привилегий, но ведь не стали применять физическую силу к непослушным заключенным».