Эффект Люцифера
Шрифт:
Кристина недавно получила степень доктора философии по социальной психологии в Стэнфорде и вскоре должна была приступить к обязанностям доцента в Университете Беркли. Ей одной из первых женщин за последние десятилетия факультет психологии предложил работу. Кристина была настоящим чудом — интеллектуальная, невозмутимая и сдержанная. Она много работала и хотела продолжить карьеру в сфере психологических исследований и педагогики. Кристина помогала мне в преподавательской работе, была ценным научным работником, а также стала неофициальным редактором нескольких моих книг.
Я думаю, что влюбился бы в нее, даже если бы она не была так потрясающе красива. Для бедного мальчишки из Бронкса эта изящная «девушка из Калифорнии» была настоящей мечтой. Но раньше мне приходилось соблюдать дистанцию, чтобы мое личное отношение к ней не влияло на рекомендации, связанные с ее работой. Теперь, когда она, исключительно благодаря собственным заслугам, получила одно из лучших преподавательских мест в стране, мы могли не скрывать наших отношений.
Я почти ничего не рассказывал ей о тюремном эксперименте, потому что ей и некоторым другим моим коллегам и аспирантам предстояло участвовать в оценке персонала, заключенных и охранников тюрьмы.
Священник, знавший о том, что наша тюрьма — только эксперимент, уже способствовал его достоверности. Он отнесся к своей роли со всей серьезностью и выполнил свое обещание — предложить помощь каждому, кто о ней попросит. Конечно же, отец Макдермот позвонил миссис Уиттлоу, матери Хабби-7258, и сказал ей, что если ее сын хочет выйти из Стэнфордской тюрьмы, то ему нужен адвокат. Вместо того чтобы сказать: «Раз мой сын хочет выйти на волю, я заберу его домой, когда приду в тюрьму в следующий раз», миссис У. послушно делает то, что ей говорят. Она звонит своему племяннику Тиму, юристу, работающему в офисе государственного защитника. Тот, в свою очередь, звонит мне, и мы, действуя по сценарию, договариваемся о визите юриста в пятницу утром. Это еще один реалистичный элемент тюремного опыта, который становится все более ирреальным. Можно подумать, что наша небольшая драма написана Францем Кафкой как сюрреалистическое продолжение «Процесса», или Луиджи Пиранделло, решившим дописать «Покойного Маттиа Паскаля» или же свою знаменитую пьесу «Шесть персонажей в поисках автора».
Иногда нужны время и дистанция, чтобы понять истинную ценность того, чему учит нас жизнь. Клей-416 мог бы перефразировать классическую фразу Марлона Брандо из фильма «В порту»: «Я хороший соперник». Клей-416 мог бы сказать: «Я хороший герой». Но в пылу событий его считали всего лишь «нарушителем спокойствия», создающим трудности у товарищей, — мятежником без видимых целей.
Героизм часто требует социальной поддержки. Обычно мы прославляем героические поступки отдельных храбрецов, но не одобряем их, если эти действия создают ощутимые неудобства для остальных, и если не можем понять их побуждений. Семена героического сопротивления всходят лучше всего, когда все члены сообщества готовы чем-то пожертвовать ради общих ценностей и целей. Мы видели это, например, в истории Нельсона Манделы, боровшегося с апартеидом в Южной Африке и брошенного в тюрьму. Во время нацистского Холокоста многие люди в разных европейских странах помогали евреям бежать и давали им приют. Голодовки тоже часто используются в политических целях: лидеры ИРА, содержавшиеся в тюрьме Лонг-Кеш в Белфасте, умерли во время голодовки. Они вместе с другими членами Ирландской армии национального освобождения использовали голодовку, чтобы привлечь внимание к своему статусу политических заключенных и продемонстрировать, что не являются уголовными преступниками [127] . Совсем недавно сотни задержанных, содержавшихся в американской военной тюрьме в Гуантанамо на Кубе, объявили длительную голодовку в знак протеста против незаконного и негуманного задержания и в результате привлекли внимание средств массовой информации.
127
Историк и политолог Шейла Говард исследовала историю тактики голодовок как политического инструмента и обнаружила, что первым к ней прибег Теренс Максвини, член парламента и недавно избранный мэр Корка. Добиваясь статуса политического заключенного, он умер во время голодовки в 1920 г. Лидер ирландской партии Шинн Фейн Джерри Адамс в предисловии к книге Бобби Сэндса (ссылку см. ниже) отмечает, что именно пример Максвини вдохновлял Махатму Ганди. С 1976 по 1981 г. было несколько случаев голодовок среди ирландских политических заключенных. Последний эпизод стал самым известным, тогда в результате голодовки умерли 10 человек. Среди них были семь членов ИРА, в том числе один из ее лидеров Бобби Сэндс и трое членов INLA (ирландская армия Национального освобождения). Заключенные-республиканцы (т. е. члены IRA / INLA) объявили голодовку в тюрьме Лонг-Кеш («Мэйз»), расположенной к югу от Белфаста. Среди других протестов, которые они провели во время голодовки, была «одеяльная забастовка»: заключенные отказывались носить тюремные робы, потому что они были символом статуса уголовного преступника; вместо этого они заворачивались в одеяла, чтобы согреться во время голодовки.
Бобби Сэндс написал в тюрьме серию вдохновляющих стихотворений и других произведений; они принесли ему международную политическую поддержку, особенно в оккупированных странах, в первую очередь на Ближнем Востоке — в Иране и Палестине. В свою очередь в городе Дерри (где преобладает католическое, националистическое и республиканское население) и в некоторых районах Белфаста можно увидеть палестинские флаги, вывешенные рядом с ирландским триколором.
См. некоторые ценные работы по этому вопросу: Howard S. Britain and Ireland 1914–1923. Dublin: Gill and Macmillan, 1983; Adams G. Foreword // Sands B. Writings from Prison. Cork: Mercier Press, 1997; Von Tangen Page M. Prisons, Peace, and Terrorism: Penal Policy in the Reduction of Political Violence in Northern Ireland, Italy, and the Spanish Basque Country, 1968–1997. New York: St. Martin’s Press, 1998.
Что касается Клея-416, хотя у него был личный план эффективного сопротивления, он не поделился им с сокамерниками и с другими заключенными, чтобы они тоже могли к нему присоединиться. Если бы он это сделал, его план, возможно, стал бы основой объединения, коллективным вызовом дьявольской системе, а не остался бы просто причудой отдельного человека. № 416 появился на сцене позже всех; возможно, другие заключенные не успели с ним познакомиться или считали, что он не получил своей доли унижений, как они, в первые дни и ночи. Так или иначе, он остался «чужим», как и Дэйв, наш информатор (заменивший заключенного № 8612). Дэйв быстро перешел на сторону заключенных и вместе с ними стал противником системы, которая наняла его в качестве шпиона. С Клеем-416 случилось иначе. Я думаю, других заключенных отталкивал и его интровертированный стиль поведения. Он привык действовать в одиночку и жил в своем собственном сложном интеллектуальном мире, а не в сфере межличностных отношений. Но его непокорность оказала заметное влияние как минимум на одного заключенного, хотя и после окончания тюремного опыта.
Джерри-5486, которого комиссия по условно-досрочному освобождению окрестила «самоуверенным типом», говорил:
«Меня поразило стоическое упорство Клея, я хотел бы, чтобы он был с нами с самого начала. Определенно, он мог бы повлиять на дальнейшие события».
В своих позднейших размышлениях № 5486 добавляет:
«Когда Клей-416, который первым подал пример реального сопротивления, твердо стоял на своем и категорически отказался есть сосиски, примечательно, что остальные были настроены против него. Если бы он появился раньше, то стал бы их идеалом. Многие говорили, что будут бороться, что объявят голодовку, устроят забастовку и все такое, но когда кому-то, наконец, хватило смелости это сделать, они были против него. Они предпочли сохранить свои маленькие личные удобства, чем видеть, как он следует своим принципам».
Далее Джерри-5486 отмечает, как неприятно было наблюдать стычку между № 416 и № 7258, «между Хабби и Клеем по поводу сосисок и девушки». Позже он стал иначе воспринимать истинный смысл этой стычки, но пока она разворачивалась, не видел ее настоящего значения. Иначе он, возможно, вмешался и разрядил бы обстановку:
«Я понял, что до этого все были поглощены собственными страданиями и тем, что из-за них страдают другие. Было очень грустно все это видеть, тем более что [Хабби] не понимал, что если он не сможет увидеться со своей девушкой, то в этом будет виноват Джон Уэйн, а не Клей. Но [Хабби] попался на крючок и не понимал, что на самом деле происходит» [128] .
128
Завершающая оценка заключенного.
Тем временем, сидя в одиночке, Клей-416 вел себя как буддист, и Пол-5704 гордился бы им, если бы знал, что Клей использовал нечто вроде тактики интеллектуального выживания дзэн.
«Я все время медитировал. Например, когда я отказался от ужина, охранник [Барден] вывел всех заключенных из камер, пытаясь убедить меня, что из-за этого будут отменены свидания, и сулил прочие мерзости, которых, как я считал, быть не могло. Но я не был в этом уверен; я просто просчитал вероятность. Тогда я стал, не отрываясь, смотреть на капельку воды, оставшуюся от сосиски и блестевшую на жестяной тарелке. Я просто смотрел на эту капельку и концентрировался на ней, сперва горизонтально, а потом вертикально. Никто не мог вывести меня из себя. В карцере я пережил религиозный опыт» [129] .
129
Завершающее интервью заключенного, также источник следующей цитаты.
Благодаря пассивному сопротивлению этот тощий мальчишка достиг внутреннего покоя. Он контролировал свое тело, и его разум блуждал вдали от охранников и их унижений. Клей-416 написал трогательный отчет о том, как выиграл битву между волей отдельного человека и властью системы:
«Как только я отказался от еды перед лицом самого властного охранника вечерней смены, я впервые испытал удовлетворение. Мне понравилось, что я привел в бешенство [охранника Хеллмана]. Когда меня отправили в карцер на всю ночь, я ликовал. Я ликовал, потому что был почти уверен, что исчерпал его ресурсы (использовал их против него). Также я с удивлением понял, что в карцере могу пользоваться уединением — это было роскошно. То, что он наказывал других, меня не волновало. Я хотел посмотреть, что будет дальше.
Я знал, я просчитал, что привилегию в виде свиданий с друзьями и родственниками охранники отменить не могут. Я был готов остаться в карцере, возможно, до 10 утра. В карцере я был очень далек от человека, которого звали Клей. Я был „заключенным № 416“, хотел им быть и даже гордился тем, что я — „№ 416“. Этот номер придал мне новую идентичность, потому что № 416 нашел собственный выход из ситуации. Мне не нужно было цепляться за прежнюю мужественность, принадлежащую моему старому имени. В карцере есть полоска света, шириной сантиметров десять, свет идет из дверной щели. Я наблюдал за этой полоской света, и примерно через три часа меня наполнил покой. Это была самая красивая вещь в тюрьме. И мне не показалось. Это так, пойдите, посмотрите сами. Когда меня выпустили, около 11 часов вечера, и я вернулся на свою кровать, я чувствовал, что победил, что моя воля оказалась сильнее ситуации. Этой ночью я спал хорошо».
Керт Бэнкс говорит мне, что из всех охранников он меньше всего уважает Бардена, потому что он мелкий подхалим, поддакивает Хеллману, прячется в тени «босса». Я отношусь к нему так же, хотя с точки зрения заключенных многие охранники гораздо сильнее угрожают их здравомыслию и выживанию. Один из моих сотрудников слышал, как Барден хвастался, будто накануне вечером соблазнил жену своего друга. С двумя друзьями он каждую неделю играет в бридж. Этой женщине 28 лет и у нее двое детей. Она всегда ему нравилась, но до сих пор он не мог набраться храбрости и приударить за ней. Возможно, новое чувство власти придало ему уверенности, и он обманул старого друга, наставив ему рога. Если он сказал правду, это еще одна причина не испытывать к нему симпатии. Но затем в его досье мы нашли информацию о том, что его мать бежала из нацистской Германии. Это добавляет хоть что-то положительное к нашей оценке этого непростого парня.