Эффект Люцифера
Шрифт:
Второй день: «Я шел от своей машины, и мне вдруг захотелось, чтобы люди заметили мою униформу: эй смотрите, мол, что я делаю… № 5704 попросил сигарету, но я проигнорировал его просьбу, потому что не курю и не испытываю сочувствия к нему… В то же время я сочувствовал № 1037, но решил НЕ разговаривать с ним. У меня появляется привычка бить по стенам, стульям и прутьям [дубинкой], чтобы продемонстрировать свою власть…. После переклички и отбоя мы [с охранником Хеллманом] громко говорили о том, что скоро пойдем домой, к девушкам, и что мы будем с ними делать (чтобы разозлить заключенных)».
Третий день(подготовка к первым визитам посетителей): «Мы предупредили заключенных, чтобы они ни на что не жаловались, если не хотят, чтобы свидание закончилось раньше времени. После этого мы, наконец, пригласили родителей первого заключенного. Я сделал так, чтобы
Четвертый день:«Психолог [Крейг Хейни] упрекает меня в том, что я надел на заключенного наручники и бумажный мешок, прежде чем увести его из кабинета (консультанта), и я возмущенно ответил, что это — необходимая безопасность, а кроме того, это моя работа… Дома мне все сложнее и сложнее говорить о том, что на самом деле здесь происходит».
Пятый день:«Я унижаю Сержанта, который продолжает упрямо перевыполнять все команды. Я выбрал его мишенью для унижений — и потому, что он сам просит об этом, и потому что он мне просто не нравится. Настоящие проблемы начинаются за ужином. Новый заключенный [416] отказывается есть сосиски. Мы бросаем его в карцер и приказываем держать по сосиске в каждой руке. У нас — кризис власти; это мятежное поведение может подорвать тотальный контроль, который мы установили. Мы решаем сыграть на солидарности заключенных и сказать новичку, что всем остальным будет отказано в свиданиях, если он не съест свой ужин. Я просовываю дубинку в дверь карцера… Я очень злюсь на этого заключенного, потому что он создает проблемы другим. Я решил накормить его насильно, но он все равно не стал есть. Я размазываю еду по его лицу. Я не могу поверить, что делаю это. Я ненавижу себя за то, что заставляю его есть, и при этом ненавижу его за то, что он не ест».
Шестой день:«Эксперимент окончен. Я очень этому рад, но потрясен тем, что некоторые охранники расстроились не столько из-за денег, сколько из-за того, что они наслаждались этой ситуацией… Говорить во время сессии „детоксикации“ было очень трудно; кажется, все испытывают напряжение и неловкость… Я сажусь на велосипед и еду домой в лучах солнца. Как здорово, что я отсюда выбрался».
Несколько недель спустя:«Абсолютная жестокость этого решения (решения Хеллмана оставить № 416 в карцере на всю ночь) дошла до меня только несколько недель спустя, но, должно быть, она очень поразила Фила [Зимбардо], как и многие другие вещи [в результате он решил закончить эксперимент] [164] .
164
Ретроспективный дневник охранника.
Еще одна любопытная трансформация характера произошла с человеком, который лишь опосредованно был связан с нашим экспериментом. Рассказ о ней мы находим в разделе „разное“ журнала начальника тюрьмы. Надеюсь, вы помните того серьезного коллегу-психолога, который стал спорить со мной в тот момент, когда я был поглощен безумными попытками обмануть предполагаемых налетчиков, уверив их, что эксперимент закончен. Он очень хотел знать, какова „независимая переменная“.
В заметках Джаффе сказано, что „доктор Б. пришел во вторник вечером, когда заключенных отвели в чулан на пятом этаже. Б. с женой пошли наверх, чтобы увидеть заключенных. Миссис Б. принесла им пончики, а доктор Б. сделал, по крайней мере, два замечания, высмеивающих заключенных: один по поводу их одежды, другой — по поводу зловония в тюрьме. Такими были первые реакции почти всех посетителей“.
Пока его жена поила участников „чаем и сочувствием“, мой обычно сдержанный коллега неожиданно начал обращаться с этими студентами дегуманизированным способом, и это, вероятно, вызвало у них чувство стыда.
Давайте заглянем в анкету добровольного участника эксперимента, которую заполнил Хеллман за неделю до его начала. Это даст нам представление о том, каким он был до того, как стал охранником. Я с удивлением узнал, что ему всего восемнадцать лет, что он студент-второкурсник и один из самых молодых наших участников. Самый старший из них — его коллега Арнетт. Хеллман вырос в семье ученых, представителей среднего класса, он самый младший в семье, у него четыре старших сестры и брат. Рост — 188 см, вес — 80 кг, у него зеленые глаза и светлые волосы. Это довольно привлекательный молодой человек. Он считает себя музыкантом и „ученым в душе“. В его автохарактеристике сказано: „Я живу естественной жизнью, люблю музыку, хорошую еду и других людей“. Он добавляет: „Я питаю большую любовь к человечеству“.
165
Прозвище охранника Хеллмана, Джон Уэйн, имеет интересную параллель, на которую мне указал коллега Джон Штейнер, почетный профессор социологии университета Сонома, переживший Холокост. Подростком он попал в концентрационный лагерь Бухенвальд и провел там несколько лет. Когда он узнал, что наши заключенные назвали одного из худших охранников Джоном Уэйном, он провел параллель со своим собственным опытом: «В общем-то, охранники лагеря оставались для нас анонимными. Мы назвали их „герр лейтенант“ или „герр офицер СС“, но у них не было имен, не было личности. Но одному охраннику, который был хуже всех, мы тоже дали прозвище. Он стрелял в людей без всяких причин, убивал, бросал на забор, по которому был пропущен электрический ток. Его жестокость напоминала ковбоя с Дикого Запада. Поэтому мы называли его Том Микс, но только за глаза». Том Микс — крутой ковбой, герой вестернов 30-х и 40-х годов. Его можно назвать предшественником Джона Уэйна.
В ответ на вопрос „Что людям больше всего в вас нравится?“ Хеллман уверенно отмечает: „Сначала люди восхищаются моим талантом и открытостью. Но лишь немногие знают, как хорошо я способен строить отношения“.
В ответ на противоположный вопрос: „Что людям меньше всего в вас нравится?“ Хеллман предлагает нам описание своего сложного характера и даже намек на то, что может случиться, если в его руках окажется неограниченная власть. Он пишет: „Им не нравится то, что я терпеть не могу глупости и совершенно равнодушен к тем, чей образ жизни не одобряю. То, что я эксплуатирую некоторых людей, моя прямота, моя уверенность в себе“. Наконец, вдобавок к этому наш доброволец сказал, что предпочел бы играть роль заключенного, а не охранника, „потому что люди не любят охранников“.
На фоне этого описания характера весьма показательны его размышления о том, как он воспринимал свою роль в этом исследовании, сделанные уже после эксперимента.
Охранник Хеллман:„Да, это было больше, чем эксперимент. У меня была возможность изучать способности людей, подталкивая их к крайней точке и делая это под маской надзирателя. Это было неприятно, но меня влекло к этому непреодолимое желание проверить их реакции. Во многих ситуациях я проводил свои собственные эксперименты“ [166] .
166
Завершающая оценка охранника.
„Самой лучшей стороной эксперимента было то, что я, казалось, играл роль катализатора, который дал потрясающие результаты, а ими заинтересовались телевидение и пресса… Мне очень жаль, если я доставил вам больше неприятностей, чем вы хотели, — это был мой собственный эксперимент“ [167] .
„Худшей стороной эксперимента было то, что многие стали воспринимать меня всерьез, что я стал для них врагом. Мои слова их задевали, [заключенные], казалось, забыли, что это просто эксперимент“ [168] .
167
Опрос охранника после эксперимента.
168
Опрос охранника после эксперимента.
Через месяц после окончания исследования этот бывший охранник дал телевизионное интервью вместе с бывшим заключенным Клеем-416, своим „мстителем“. Они оба принимали участие в съемках телевизионного документального фильма о нашем исследовании, в рамках программы Chronolog телеканала NBC — предшественницы программы „60 минут“. Фильм назывался „№ 819 плохо себя ведет“ (829 Did a Bad Thing).
После того как Хеллман описал свое превращение в охранника, Клей стал нападать на него и закончил свою речь пословицей, ставшей девизом того времени: „Что посеешь, то и пожнешь“.