Эффект матрёшки
Шрифт:
«И… пусть… земля… ему… будет… холлофайбером…»
Как только последнее слово было изречено, пузырьки полопались с наинежнейшем звуком «пук». Губы, огненной бабочкой вспорхнули с изумлённого лица женщины… зелёное махровое полотенце, обмотанное вокруг её головы, развязалось и живой травкой упало на тёмное поле сознания… потоки волос заскользили тихой речкой… пиявки бровей, извиваясь, плыли над серыми пескариками ее глаз … а нос, обернувшись сгорбленным рыбаком, тихо дремал под колыбельную тростника… «Шур-шур, шур-шур» рассекая хрупкими крыльями
Очнувшись, Артемида поняла, – прошло не больше минуты. Мужчина даже не заметил её припадка.
Вид неодетого литератора нисколько не смутил посетителя. Почти равнодушно он склонился над телом и тремя пальцами нащупал признаки жизни на дряблой шее Жуанского. Сверив трепетание жилки с секундомером часов, незнакомец воскликнул: «Трабахо мучо!» и его бедра изобразили что-то, наподобие самбы де Жанейро.
– Да, забыл представиться! Зверолюдов. Друг семьи, – рука его потянулась к телефону. – Сейчас позвоним супруге и в скорую. А вы дуйте отсюда. И побыстрее. У неё темперамент, знаете ли, и бомба.
– Какая бомба? – тупо переспросила Ада. – Ах, да «бомба»…
– Идите к мужу, сударыня, идите…
– С чего это вы взяли, что у меня есть муж? – возмутилась вдруг Артемида.
– У всякой порядочной женщины должен быть муж. Я нисколько не сомневаюсь в вашей порядочности, – казалось, без тени иронии настаивал друг семьи.
Беспутная Артемида возмущалась недолго. Положение, в котором она теперь оказалась, не позволяло ей изображать оскорбленную невинность. Она собирала разбросанную по комнате одежду, стараясь не наклоняться и не распахиваться.
Зверолюдов наблюдал.
«Юбка на шкафу», – бесстрастно указал он. Ада подкатила кресло, забралась и стащила пыльную юбку. Её пугало хладнокровие странного друга больше, чем лежащей у его ног, полумертвый Жуанский.
Тем временем, решивший выжить Жуанский, громко икнул.
– Жить будешь, но не часто. Раз в месяц, три в квартал, – по-дружески приговорил Жуанского Зверолюдов.
В ответ предательская влага омыла порозовевшие писательские щеки. Ада даже ощутила что-то похожее на сострадание. В носу у неё защипало, взгляд затуманился слезами. Она отвернулась, ей было невыносимо жаль Жуанского, но себя еще больше. Ведь у Жуанского была жена, которая непременно станет кормить его куриным бульоном и дежурить у постели, пока тот не обретет силы для новых творческих встреч. А у Ады не было никого… Никого. Даже муж ее бросил.
Покачиваясь в метрошном вагоне, Артемида разглядывала свое отражение в стекле напротив. Незнакомая женщина глядела на неё из темноты. Но Ада была спокойна. Пусть время для неё бежит теперь быстрее, она не станет его обгонять. Её задача не отстать.
Глава пятая
Телефон не желал умолкать, настойчиво и резко требуя внимания. Ада, не открывая глаз, нащупала трубку. Сказать ничего не успела.
– Как настроение, детка? – голос мужа звучал бодро.
– Как всегда отменно-депрессивное.
– У меня для тебя новость. Понимаешь…
– Понимаю.
– Ну, это ты брось… Я решил…
– Сменить автомобиль, заодно и жену. Как? Угадала? – Ада зевнула и, повернувшись с бока на спину, уставилась в потолок.
– Нет…
– Значит только жену, – безразличным тоном перебила она мужа давно готовая к такому финалу. – Ложки-вилки делить будем?
– Нет, конечно.
– Тогда, что от меня нужно?
– Почтовый ящик опустошай вовремя, а то подумают, что никого нет и обнесут.
– Да меня по жизни обнесли, куда уж больше, – философски заметила Артемида, примеряя на нос обручальное кольцо, валявшееся без дела на прикроватной тумбочке.
– Ладно, хочу зайти забрать се…
– Сервиз фамильный? – Ада опять не дослушала. – Так я его уже упаковала в коробку из под бананов.
– Упаковала? Кого? Билет? – искренне удивился папусик.
– Какой билет – сервиз! – начала раздражаться Артемида.
– Я билет хочу забрать. Партийный. Сегодня. Ты не помнишь, где он лежит?
– Я даже помню, что за последние двадцать лет у тебя взносы не уплачены. Но если настаиваешь, положу билет к сервизу. Чаю попьёте с товарищами из фарфора буржуйского.
– Ты все шутишь, а дело серьезное. Я зайду.
– Заходи. Главное конспирация. Пароль-то помнишь?
На другом конце так же резко отключились.
«Как далеко нужно было уйти от обезьяны, чтобы понять, что мы не всё еще от неё переняли», – Артемида выхватила из рук мужа свой крошечный блокнот. Под невзрачной картонной обложкой, с некоторых пор, она собирала собственные, как она их называла, «мыследумы».
– Тебе разве не говорили, что читать чужие дневники некрасиво?
– Ой-ой-ой. Я случайно заглянул. И вообще у некоторых после прочтения ваших сентенций наступает коллапс мозжечка и катарсис копчика.
– Не у вас ли? – Ада вытащила из лаковой шкатулки, забитой разными бумагами, бордовую… книжицу, протянула мужу:
– Вот билет. Там еще удостоверение киномеханика имеется. Не нужно?
Папусик, молча, сунул билет в нагрудный карман куртки и бережно застегнул пуговку.
– Зачем он тебе?
– Пусть будет…
Передвигаясь по квартире с огромной сумкой, папусик кидал в нее извлеченные из шкафов свитеры, джинсы, рубахи. Видимо, для поддержания диалога, Ада ходила следом. С блина, смазанного клубничным джемом, капало на пол. Выдвинув очередной ящик, папусик искренне удивился обилию исподнего, лежавшего вперемешку с носками. Разметав в стороны майки-трусы, он вытащил два запаянных комплекта, придирчиво осмотрел целостность пломб на упаковке и кинул в сумку. Очевидно, носки и поношенное белье, уходящий муж, решил оставить покинутой жене на долгую память.