Эффект пустоты
Шрифт:
Она берет его за руку.
— Но даже если она усиливается, становясь невыносимой, то потом ослабевает. — Это сразу отражается на его лице. Оно успокаивается. В глазах — недоумение.
— Кто ваша подружка? — спрашивает доктор Лоусон.
— Какая подружка? — Мама и Кай обмениваются взглядами; доктор Лоусон смотрит прямо на меня.
Он меня видит?
— Скажите им, что я здесь! — прошу я; мне не терпится передать им весточку, прежде чем он умрет.
— Она моя мать. Я — Келли! Призрак Келли.
— А, понятно. Не уверен,
— Крейг? Крейг? — спрашивает мама. — Что происходит? — Она гладит его по руке. — С кем ты разговариваешь?
— На меня снизошел покой. Я вижу вещи, которые не следует видеть. Вижу мертвых. Скоро я стану одним из них.
На лице у мамы блестят слезы.
— Скажите ей! Скажите, что я здесь! — кричу я ему. Он смотрит на меня и грустно качает головой. Потом закрывает глаза, и его голова откидывается назад. Кровь вытекает из ушей и изо рта. И из глаз, которые всего несколько секунд назад могли видеть меня.
А потом раздается сигнал зуммера. На экране прибора — прямая линия. Даже я, насмотревшись телевизора, знаю, что это означает: он мертв.
Кай опускает руку на плечо мамы. Она плачет, так и стоит, не выпуская ладонь доктора Лоусона. Но я злюсь. Ну почему он не сказал им, что я здесь?
Если болезнь распространяется, то будут и другие умирающие. Возможно, они тоже смогут видеть меня и передадут послание.
Мама слегка вздрагивает и выпускает руку, та падает.
— Кай, я должна идти, помогать. Там больные.
— Но что ты сможешь сделать? Лекарств нет, как лечить — неизвестно. Ты сама сказала.
— Тогда мы просто сможем держать их за руки. Иногда это все, на что мы способны. Оставайся здесь. Ты не должен со мной идти.
Кай напуган. Я вижу это по его глазам, по его позе — он стоит, подавшись вперед, как перед дракой. И все-таки он трясет головой.
— Нет. Я иду с тобой. Мы будем вместе.
Они направляются в обеденную палатку, я следом, но на расстоянии — держусь сзади.
Мама хочет держать их за руки, облегчать их страдания. Она не хочет, чтобы они увидели меня, услышали, что ее мертвая дочь находится возле нее. Не могу это сделать, просто не могу.
Я наблюдаю сверху.
Некоторые из тех, что в защитных костюмах, заболели и сейчас снимают комбинезоны. Как и тот часовой. Он лежит на раскладушке рядом с остальными. Многие уже умерли. Кай помогает носить тела в одну из палаток; там теперь морг. Взгляд у него пустой, тело словно одеревенело, и двигается он с трудом.
Вижу медсестру в костюме, которая, кажется, еще не заболела, по крайней мере пока. Она находит морфин, но он быстро заканчивается. Мама, как может, успокаивает страдающих от боли. Говорит, что им полегчает, а когда это происходит, берет их за руки. И смотрит, как они умирают.
Наступает рассвет; розовые полосы рассекают небо. Одна из умирающих медсестер, уже перешагнувшая порог боли, лепечет что-то о короне вокруг солнца. Разноцветной короне.
А потом, как и все остальные, умирает.
21
ШЭЙ
Мама целует меня. Накладывает прохладную тряпку мне на лоб и ложится рядом.
Сквозь щелевые окна в зеленой ткани убежища я вижу, как встает солнце. Свет — радуга цветов — больно бьет по глазам, но я не могу оторваться и смотрю. Это неправильно, солнце не должно так выглядеть.
Потом я куда-то плыву и не знаю, сплю или нет.
В голове эхом отдается звенящий звук.
Это сон. Кажется, сон.
Мама рядом. Держит меня, говорит, что ей жаль. Что ей не удалось.
«Яумираю?» — спрашиваю у нее.
«Нет. Умираю я». Она улыбается. Разговаривает со мной, но не вслух. Слова звучат у меня внутри.
Ей тоже больно, и я пробую объяснить ей, как загнать боль на футбольный стадион, но у мамы не получается.
У нее больше мужества, чем у меня. Она не плачет.
22
КЕЛЛИ
Самый старший из офицеров оказывается невысокого звания и напуган; ему хочется выждать, пока не появится какой-нибудь чин поважнее.
Но мама принимается командовать им. Она говорит, что благодаря прочитанному вечером и рассказу доктора Лоусона о течении болезни знает, что делать. Она заявляет офицеру, что получила указания от доктора Лоусона, и тот ей верит.
Не считая мамы и Кая, на базе убереглись от инфекции только те, кто в момент вспышки заболевания находился в защитном костюме. Они начинают носить тела из морга на поле за палаточным городком. Вскоре в небо поднимается столб дыма.
А потом мама пьет очень много кофе, находит единственного выжившего техника, который разбирается в компьютерах и может подготовить аппаратуру к селекторному совещанию оперативных групп.
Настраивая электронику, он объясняет, что делает. Через мониторы соединятся Абердин, Эдинбург, Лондон, наш Ньюкасл и еще что-то, называемое ВОЗ. Техник объясняет Каю, что это не рок-группа, а Всемирная организация здравоохранения.
Все готово как раз вовремя: мониторы один за другим оживают, на каждом экране появляется группа людей из какого-нибудь места.
— Здравствуйте, я вижу, присутствуют все, — доносится голос с монитора из Лондона. — Я представляю здравоохранение Англии в Лондоне и буду председательствовать сегодня. Давайте начнем с представлений. — Он представляется сам и по очереди называет членов своей группы, те кивают. Там доктора и несколько политиков, которых даже я знаю.
— Следующий — Ньюкасл. — Увидев маму и выжившего офицера столь низкого звания, он хмурится. — Где доктор Лоусон и остальная группа?
Мама отвечает: