Эффект Танева
Шрифт:
Конечно, сперва никакой империи и в помине не будет. Протеане займут одну из подчинённых ролей в Межзвёздном союзе, будут работать на побегушках или кем там нас назначат. И ждать, долго ждать. Рано или поздно люди ослабнут, потеряют хватку. И тогда...
Смеюсь. Горько, бессильно.
Охранительницы фиксируют все мысли всех существ на Земле. И мои в том числе. Все эти "хитрые планы" известны им с самого начала. И люди вполне могут предпринять...
В том-то и дело, что они ничего не будут предпринимать. Незачем. Они просто не подпустят меня к воспитанию подрастающих протеан под каким-нибудь благовидным и убедительным предлогом.
Протенская Империя сгинула навеки. Протеане будут жить. Как жалкие нахлебники людей.
На террасу опускается ещё одна авиетка. Из неё вылезает пацанёнок - чуть старше давешней девчонки - и уверенно подходит ко мне.
– Добрый день, дядя Явик. Меня Дима зовут.
Аккуратно пожимаю маленькую пятипалую ладошку.
– По стерео показывали, как вы со Жнецами сражались. Явик, вы настоящий герой!
– Ребёнок, ты растёшь в мирное время. Если взрослые сохранят этот мир и впредь, не забудь поблагодарить их.
– Ну да, думаю, Жнецов быстро побьют. Они ведь зло в чистом виде! Я к тому моменту точно вырасти не успею, - Дима шмыгает носом.
– А ты так хотел бы сражаться со Жнецами?
– Я прикрываю одну пару глаз и склоняю голову набок. Подобная наивность иногда раздражает.
– Люди должны защищать слабых и сражаться против несправедливости, иначе зачем нам вся эта мощь?
– ребёнок делает широкий жест. Может, он имеет в виду Столицу, а может - весь подконтрольный людям космос, - Так что да, я хотел бы сражаться со злом. Пусть не со Жнецами, их, надеюсь, быстро победят, а с другими врагами. Но да, хотел бы.
– Мелюзга, ты не знаешь, о чём говоришь. Ты о войне и понятия не имеешь. Хочешь, покажу?
Дима слегка прикусывает губу. Видно, что от моих слов ему слегка не по себе. Но он не отступится и не откажется.
– Давайте, дядя Явик.
Усаживаю его на скамейку, поворачиваюсь, кладу два пальца ему на лоб и погружаюсь в воспоминания.
:Смерть - хаски - трупы - огонь - смерть - боль - Жнецы сносят заслон - одурманивание - товарищ стреляет в спину - я убиваю друга - смерть - бессмысленность - кровь - шёпот в голове - нейтронная бомбардировка - смерть - ужас - Жнецы перерабатывают сородичей - уничтожение собственных городов чтобы они не достались Жнецам - смерть...:
Тяжело. Как же это тяжело. Я уже забыл, как это тяжело. Не стоило об этом вспоминать.
Мальчуган бледен. Его трясет крупной дрожью, он постоянно шёпотом твердит "Такого не должно быть, такого не должно быть, такого не должно быть". Чувствую укол сожаления. Не стоило так поступать.
А, ладно. Что сделано, то сделано. Пусть Дима поменьше восхищается войной и побольше ценит свой мирненький уютненький мирок.
– Ну что? Теперь ты по-прежнему желаешь сражаться со злом?
Дима сглатывает. Нервно облизывает губы. И говорит, испуганно, но твёрдо:
– Теперь - больше прежнего.
А я чувствую, как где-то внутри меня распутывается тугой комок. Уходит напряжение, отступает терзавший меня ужас.
Если люди так воспитывают своих собственных детей, то и с воспитанием протеанских справятся не хуже.
Империя сгинула. Но протеанам - быть!
18. Звуки музыки
Мать, Королева рахни
Мир был заполнен музыкой, и не было в мире ничего, кроме музыки, и музыка была всем.
Мы плыли в океане кисло-жёлтых звуков, неприятных, тревожных. Плыли - но в низком мире мы оставались на месте, запертыми в тесном и опасном контейнере. В каждое мгновение он мог наполниться кислотой, способной погрузить нашу песнь в тишину памяти. Навсегда.
Вселенная была пуста, планету окружал монотонный гул космоса. Мы помнили, что когда-то всё было иначе, но воспоминания эти тусклы и отрывочны.
В то время мы были яйцом, бессильным, не способным издавать звуков. А кругом гремели голоса других матерей, но в их песнях не было спокойствия. В них ощущались чуждые ноты. Низкие, холодные, скрипучие, металлические. Одним своим видом способные разрушить любой лад. Ноты входили в резонанс с песнями матерей, пробуждая в них самую глухую, злую, тёмную, жёсткую музыку.
Она была тяжёлой, диссонирующей, цвета маслянистой тени. Прислушавшись к ней, матери разрушили гармонию, отправив детей убивать чужаков. Нам смутно известно то время, но в одном память не подводит: враги смогли отбиться и высадились на Поющую планету. Дети жертвовали своими жизнями, но их усилия были тщетны. Матери замолкали одна за другой, песнь звучала всё пронзительней, всё отчаянней и слабей. А потом на нас опустилось безмолвие забвения.
И хоть утрата невосполнима, нам сложно осуждать чужаков. Они тоже хотели сохранить свои песни.
Мы очнулись спустя века, и наш плач вновь наполнил вселенную. Нашедших нас интересовали две вещи: координаты одного из ретрансляторов и наши дети в качестве воинов. Мы были несвободны, и наша песня могла оборваться в любой момент.
У чужаков были конечности в количестве четырёх штук, отростки на голове, синий хитин и низкое созвучие "азари". Их музыка не была плоской, она казалась приятной, кисло-сладкой на вкус. При необходимости мы могли бы навязать кому-то из них свою мелодию, но не делали этого: перепуганные чужаки наверняка покончили бы с нашим существованием. Но больше всего нас пугала главная азари. Песнь её жизни подходила к концу, и в её колебаниях всё яснее и яснее раздавались диссонирующие ноты, столь печально знакомые нам по детским воспоминаниям.
Мы родили детей, много детей. Нас заставили их родить. Младенцев сразу забирали от материнского яйцеклада и растили в другом месте. Это было ужасно, уродливо, неправильно. Ведь так они вырастали в тишине - и есть ли участь страшнее? Не видеть многомерного хора, не ощущать разноцветного ритма, не вкушать ароматной симфонии... это хуже, чем пытка. Наши дети стали зверьми, нет, не зверьми - простейшими, одержимыми лишь жаждой разрушения. Самое лучшее, что можно было сделать - это прервать безмолвие их тиши, быстро и милосердно. К счастью, потерянные не вырвались на волю, иначе нас ждал бы сгущающийся мрак коды.