Эффект зеркала
Шрифт:
– Ты такой милый… – ласково протянула она, не без удовольствия отметив пунцовые пятна на его щеках. – Только знаешь, что? Вот, деньги сразу возьми. Пусть пока у тебя побудут.
– Как скажешь. А ты чего бледная такая?
– Не знаю… Предчувствие какое-то… – улыбка сползла с ее лица, и Джеки засуетился, вырываясь.
– Опять твои заскоки? Слишком долго ты занимаешься этой мурой…
– Хей! – Айя ткнула друга в бок. – Эта мура кормит… Плевать. Не хочешь, не верь. Когда уже можно будет в туалет?..
Уже лежа в темноте и тесноте на Мишиной кровати, слушая, как он сопит в стену, она смотрела невидящим взглядом
Когда-то давно, лет пятнадцать назад, у нее дома отключили свет. Ничего особенного, когда твои родители выходят из запоя реже, чем заходят обратно. Айя валялась на полу с учебниками, стараясь не попадаться на глаза отцовским собутыльникам. И вот тогда к ней подошел дядя Рома. Наклонился, спросил какую-то ерунду про математику… И над тусклым огоньком свечи она увидела в его зрачках осколки прошлого… Девочку, которая кричала и извивалась в грязных жестоких руках.
Конечно, она не поверила сразу. Конечно, сама себя убедила, что кто-то из гостей шутки ради подмешал в ее ужин порошок. Но любопытство взяло верх. Снова и снова она заглядывала людям в глаза, пока не догадалась взять свечу. И вот опять звериная натура промелькнула в осколках отражений.
Айя молчала. И говорить было некому, и рисковать не хотелось. Но увиденное в папином прошлом заставило только радоваться, когда органы опеки лишили семейную пару алкоголиков права воспитывать дочь. Уж если начистоту, Айя своим поведением в школе нарочно сделала так, чтобы ими заинтересовались. Детдом стал для нее не наказанием, – убежищем.
Она держалась подальше свечей, предпочитала не знать, с кем имеет дело. И лишь когда восемнадцатый день рождения прошел, и двери Рыбинского приюта выпустили ее в большой мир, стала время от времени проверять людей из своего окружения. Идея работать целительницей, окруженной свечами, была гениальной. И Айя смогла сразу видеть, чего стоит каждый ее клиент.
Долгая вереница Божьих одуванчиков чуть было не усыпила ее иллюзией безопасности. Но пришел он, и ей впервые захотелось поблагодарить кого-нибудь за свой дар. Она видела, как бежит парень, как оборачивается в страхе… И все. Падение. Темнота. Осколки.
Жужжание мобильного взрезало зыбкий сон. Было темно и почти тихо: только Джеки шуршал в клетке.
– Готова? – Миша сел на кровати.
Его лицо в отблесках уличных фонарей напоминало луну: круглое, желтоватое, с кратерами подслеповатых глаз.
– Готова, – она улыбнулась в ответ на его решимость.
Айя как никто знала, чего ему стоит тащиться куда-то в темноте. И все же ради нее… Может, когда-нибудь она его даже поцелует. По-настоящему, так, как он этого заслужил.
Они оделись и тихонько, чтобы не разбудить хозяйку, прокрались на улицу, в морозную январскую ночь. Назвать это утром у Айи язык не поворачивался, хотя в половину шестого стеклянные двери метро должны были открыться для первых пассажиров. Они бежали молча: не потому, что торопились, просто для прогулочного шага слишком похолодало. Да и рот мерз от ветра, открывать его для разговоров было бы сущим кощунством.
– Я забыл про заморозки, – выдохнул Миша, когда они спустились на платформу. – Надо было еще один свитер… Ты там долго планируешь торчать?
– В моем ежедневнике этого нет, – съязвила она. – Но если что – держись
Салон, к счастью, дожидался Айю в темноте и безмолвии. Они с Мишей осторожно обошли дом: незнакомых машин на парковке не оказалось.
– Уверена, что он не лечиться приходил? – прошептал Миша и тут же спрятал нос в воротник.
– Может, и лечиться… Но лучше перебдеть, ясно? Стой здесь, я мотнусь за вещами.
Айя огляделась по сторонам, кивнула для верности и достала ключи. Аккуратно, стараясь не звякнуть, повернула и резко отскочила в сторону: вдруг кто-то караулит внутри. Но приоткрытая дверь замерла, обнажая только безмятежную тишину. И Айя решилась.
Она не стала включать свет, благо помнила в салоне каждый угол так отчетливо, что вслепую могла бы пройтись по приемной что на ногах, что на руках. Или зря она здесь несколько месяцев работала уборщицей, чтобы по ночам извлекать из тесных стен свою выгоду? В конце концов, это место служило ей домом.
Осмотрелась: ни беспорядка, ни следов обыска… Словно вчера ничего и не было. Расслабившись, Айя направилась в комнату, где обычно вела прием. Но стоило ей шагнуть за тяжелые бархатные шторы, как она оказалась в кольце чьих-то рук. Дернулась, попыталась закричать… И голос бессильно заклокотал в гортани: на губы бетонной плитой опустилась шершавая ладонь.
– Ну, привет, – ухо защекотало чужое дыхание. – А я уж думал, ты не вернешься.
Глава 3. Не выходи из комнаты
Олег всегда считал, что каждый должен заниматься своим делом. Рыбак рыбачит, скрипач скрипит, а задержание проводит опер. Но со вчерашнего вечера все покатилось в тартарары. Раньше он бы даже мараться не стал. Вызвал бы пару человек, поставил в наблюдение и в эту самую минуту спал в собственной квартире. А отчет о проделанной работе изучил бы утром за кружкой растворимого кофе с двумя кубиками сахара.
Вместо этого он всю ночь провел непонятно где, ожидая, пока явится эта девица. Нет, запертый замок Олега не смутил. Во-первых, опер все же приехал, и им на пару ничего не стоило бы вскрыть дверь. Во-вторых, окно, через которое ушла целительница, было Олегу по силам. И все же Климова он отпустил по звонку, чтобы не возиться с оформлением обыска и прочими бумажками. А сам осмотрелся. Так, в частном порядке. Потому что вряд ли у Амалии или у владельцев полулегального салона возникло бы желание возмутиться.
Девчонка оказалась не дурой: номер, по которому он с ней связывался, тут же исчез из сети. Ни телефона, ни компьютера он не нашел, но ощущение было такое, как у собаки, которая унюхала заначку трехлетней давности. Вроде мелочь – но смог, нащупал! Обнаружил ее личные вещи. Парочку фотографий, кофту, белье… И все это в тщательно припрятанном рюкзаке.
Содержимое тайника наталкивало на догадки. Целительница моложе, чем он думал, даже с поправкой на макияж и парик. Типичная оторва, трудный подросток, который так и не вышел из детства. И не надо было работать в следственном комитете, чтобы распознать бунтаря в кучке разноперых вызывающих шмоток. Полароидные снимки… Кажется, детский лагерь. Стена Цоя – куда без нее. Сплошные криминальные элементы, личный опыт позволял Олегу определить их с первого взгляда. И «Амалия» казалась типичным представителем этой братии.