Ефрейтор Сизов и его товарищи
Шрифт:
— Нас везли к фронту. А мы от своего взвода отстали, — вмешался в разговор Кудинов.
— Не по своей воле отстали, — добавил Сизов и пояснил, как все было.
— Так-так, — неопределенно и, как показалось Кудинову, многозначительно протянул мосластый, с впалой грудью младший сержант. Он был настолько раскос, что со стороны казалось: левый глаз впился в Кудинова, правый — в Сизова. — Всякое бывает. Придется вам пойти с нами. На станции никакого эшелона нет.
Ефрейторы пожали плечами, как бы соглашаясь. «Мол, с вами, так с вами. Не все ли равно, куда идти, раз от эшелона отстали. Жаль, что нет ни шинелей, ни рюкзаков».
Однако друзья здорово огорчились, когда им предложили войти в тесную и сумрачную землянку, заперли снаружи на замок.
— И часового приставили, — подсмотрел в подслеповатое окошечко Леонид. — Вот те раз, дожили. Как преступников.
— И все из-за Мельниченко, — зло перекусив соломинку, сказал Василий. Он опустился на мятую-перемятую солому и дернул за ногу Сизова. — Ложись. Свет застишь.
— Уж не письмо ли своей Аньке собрался писать? Самое время. Мол, так и так, нахожусь на передовой и напеваю «Бьется в тесной печурке огонь»…
— Не остри. И без тебя тошно.
— Вот я и хочу понять: в чем мы провинились? — недоумевал Сизов, со злостью приминая солому.
Солнечный луч наискосок прорезал мглу землянки.
— Что тут понимать? И так все ясно. За дезертиров нас приняли.
Кудинов был недалек от истины. В принфронтовой полосе их задержал наряд одной из пограничных застав. И в то время, когда запертые в землянке ефрейторы сердились и недоумевали, их чистенькие, не затертые еще солдатские книжки лежали на столе перед начальником заставы лейтенантом Макеевым. Старший наряда младший сержант Еременко уже доложил, при каких обстоятельствах задержал ефрейторов.
— Отстали от эшелона, говоришь?
— Они так уверяют, товарищ лейтенант.
— А ты что думаешь?
— Вполне возможно. Перед рассветом-то фрицы бомбили нас.
— Это они могли видеть со стороны.
— Рано на рассвете эшелон миновал станцию.
— И это они могли видеть со стороны, — не сдавался офицер.
— Тогда выход один: запросить, куда шел эшелон и было ли отставание, — посоветовал Еременко.
— Во! — лейтенант поднял палец вверх. — Правильно. Об этом я уже позаботился. Запрос дан. Жду ответ… Вы сейчас сходите на кухню и распорядитесь, чтобы покормили их. Поди голодные, как цуцики.
— Слушаюсь, — щелкнув каблуками кирзовых сапог, младший сержант вышел из избы…
Пребывание в землянке на положении задержанных и подозреваемых Василий Кудинов переживал сильнее товарища. Так давно и упорно рвался на фронт, и вот теперь, когда до передовой два шага, когда артиллерийский гул слышен отчетливо, он сидит под замком, и рядом сторожит часовой. Не ирония ли судьбы?..
Задержанные были приятно удивлены, когда им принесли полный котелок пшенной каши.
— Подкрепитесь, братцы, — сказал солдат. Постоял минуту, оглядывая незнакомцев, и не без подковырки спросил:
— Ложки-то хоть при себе? Может, и их оставили в вагоне?
— Ложку солдат пуще глаза бережет. Или не знаешь? — в свою очередь спросил Кудинов, вынимая из-под обмотки меченую алюминиевую ложку.
— А у меня еще и в запасе имеется. Было бы что метать, — весело заметил Сизов, нацеливаясь на котелок с кашей.
— Запасливый. Откуда родом-то?
— Я — москвич, а вот он — рязанец. Косопузый, стало быть, — ответил Сизов.
— Не земляки. Я — вологодский.
— Оно и видно, — засмеялся Василий.
— Что видно-то?
— Что вологодский. Окаешь красиво. Аж в ушах катается, — улыбаясь, разъяснил Кудинов.
— Известное дело… Этого у нас не отнимешь… Ну, лопайте. А то я вас заговорил. — И солдат выбрался из землянки.
Ефрейторы проворно заработали ложками.
— Кормят, что надо.
— Не то, что в полковой школе. Помнишь, с какой радостью шли в наряд на кухню? — печально улыбнулся Кудинов, добирая кашу со дна котелка.
Звякнул замок. Скрипнула дверь. Сутулясь, вошел младший сержант Еременко.
— Подзаправились? — спросил он и, увидев приставленный к стенке котелок, добавил: — Порядок. Теперь потопали к начальству.
Ефрейторы шли между худощавым младшим сержантом, выступающим впереди с зеленым котелком в руке, и часовым, охранявшим землянку. Тот, не спеша, пылил сапогами сзади. Остановились у крыльца деревянного пятистенного дома под железной крышей.
— Ждите здесь, — приказал Еременко и скрылся за желтой резной дверью.
Через минуту возвратился.
— Заходите. Оба сразу.
В просторной горнице, отведенной под канцелярию, сидели майор Тулупов (командир батальона, всегда любил приезжать на заставу неожиданно) и лейтенант Макеев. Они внимательно всматривались в лица подтянутых, опрятно одетых ефрейторов: высокого худощавого Кудинова, коренастого Сизова. Лейтенант переглянулся с комбатом и наконец разрешил им сесть.
— Отстали от эшелона, говорите? — спросил Макеев.
— Так точно, товарищ лейтенант, — ответил Сизов и подробно рассказал о происшедшем.
— И вот что интересно! Мы запросили начальника станции, и он доложил, что никакого эшелона утром не было. Aгa! — Макеев, беря на «пушку», потряс для убедительности бумажкой.
Друзья переглянулись.
— Не по воздуху же он пролетел, — пожав плечами, заметил Кудинов.
— Это я вас должен спросить: по воздуху или под землей проследовал ваш невидимый эшелон, — хитро улыбнулся лейтенант.
— Так кто же мы по-вашему? — рассердился Сизов.
— Вот нас и интересует: кто вы?