Ефрейтор. Назад в СССР. Книга 2
Шрифт:
— А дальше что?
— Дальше… — ефрейтор помрачнел еще больше. — Дальше меня оглушили, уже и не помню как. Прикладом в голову, наверное. Очнулся связанным по рукам и ногам. Голова гудела, тошнило. Самочувствие такое, что хоть волком вой. Меня куда-то тащила небольшая группа хорошо вооруженных моджахедов. По пути били, издевались. Вели куда-то вглубь гор, там не разобрать. Из наших, больше никого не было. Даже не знаю, уцелел ли кто-то еще в той бойне. В общем, так я и стал пленным шурави.
Он тяжко выдохнул. Взгляд был виноватый.
— Меня привели в какой-то кишлак, три дня голодом морили, потом все-таки
Кириллов опять умолк.
Я не стал задавать вопросы, но тот неожиданно продолжил сам.
— Знаешь, у меня было много времени подумать над смыслом жизни. Вот эта вся дедовщина в армии, уставщина… Это такая ерунда! Мы тут придумываем какие-то наказания солдата, переходы из слонов в старики. Дембеля какие-то. Глупости, придуманные от скуки. А там все совсем по-другому. Поначалу было легко, потому что мозг не работал, ощущал только страх. А потом сложнее стало. Какое-то время я один жил в яме, ел лепешки с плесенью, пил воду из лужи. Когда шел дождь, мою яму водой заливало так, что по пояс приходилось стоять. Там же и мылся. Сначала спал на камнях, потом стоя. Холодно было. Днем жарко. В шесть утра подъем, без жрачки на изнурительные работы. В десять вечера снова бросали в яму — я вырубался, как убитый. Кто-то издевался, а кто-то нет. Били палками, розгами. Иногда грозились пальцы отрезать. В одном зиндане временно находился, так там у меня напарник был. Офицер, лейтенант связи, вроде. Его все пытали, чтобы он им там какие-то позывные выдал. Тот отказывался, не человек, а кремень. Над ним потом «красный тюльпан» совершили, самое жестокое наказание. Обкололи парня наркотой, кожу содрали и так и оставили на солнце висеть. Прямо на заборе. Как он кричал… Я до сих пор его крики слышу. А еще меня заставляли ислам принять — я отказался. Снова били. Сильно. Чуть глаза не лишился. Честно, уже каждый день думал о том, что семью и родных своих больше никогда не увижу. Думал, поскорее бы сдохнуть. А оно вон как получилось.
Конечно же, я многое слышал о жестоких пытках, которым подвергали пленных советских солдат. Много подобного было и у сирийских боевиков, против которых мы и воевали в том же Абу-Танф.
— Спасибо тебе, Громов! — негромко произнес Кириллов. — Если бы не ты, так я и сгнил бы в той яме. Душман, который, меня купил, грозился уши отрезать, если не буду работать.
— За такое спасибо не говорят! — помедлив, ответил я. — И не мне спасибо говорить нужно, мы тут все такие. Все сделали вместе. Каждый внес свой вклад. Много бы я один там сделал?
Тот несколько раз кивнул головой, но больше ничего не сказал.
Некоторое время ехали молча. Благо светило солнце и было относительно жарко.
— Когда доберемся, нужно сразу же сообщить командованию, что тот район небезопасен. В том кишлаке, где вы нас нашли, шла подготовка к чему-то крупному. Привозили оружие. Какие-то
— Это точно заинтересует разведку! — кивнул я. — Скорее всего, ты прав и там действительно зреет что-то серьезное!
Вскоре, холмы остались позади. За нами оставался пыльный след — наверное, именно по нему пилот вертушки нас и обнаружил, а потому и заинтересовался, кто это там пылит?!
Потом пикап вдруг задергался, двигатель зачихал. Еще метров триста мы смогли проехать, затем встали окончательно.
— Все, приехали! — Женька ударил кулаком по баранке. — Горючка кончилась. А мы хрен знает где!
А вокруг по-прежнему ни души.
— На всякий случай, держите оружие наготове! — посоветовал я. — Мало ли.
— Думаешь, могут быть проблемы? — спросил Шарапов.
— Не знаю. Но караваны в горы как-то ходят… — заметил я. — И маршруты у них разные. Разведка о большинстве знает.
— Эх… Жрать, жуть как хочется! — мечтательно произнес Самарин, облизнув пересохшие и потрескавшиеся губы. — Вот сейчас бы пельменей…
— Не начинай! — в один голос воскликнули мы с Корнеевым. Мне прошлого раза хватило, когда они в зиндане устроили гастрономическую пытку для ушей и желудка. В этот раз Паша был на моей стороне.
— Да ладно, чего вы… Нормально же общались! — обиделся Дима.
К счастью, в этот день на наши многострадальные задницы больше ничего не упало. Примерно часа через полтора, далеко впереди появилось какое-то движение, выдаваемое поднимающимися клубами пыли.
— Глядите! — закричал Смирнов, первым увидев приближающийся транспорт.
Менее чем через пять минут к нам подъехало два БТР-70, которые смотрелись куда современнее, чем древние, допотопные шестидесятки. Над башней развевался красный флаг СССР. Обе машины взрыв колесами землю, остановились метрах в двадцати от нас. Башни развернулись, направив на наш пикап крупнокалиберные стволы.
Ну, еще бы — пикап, судя по расцветке, сугубо душманский. Форма на большинстве из нас тоже, а про внешний вид и говорить нечего. Дикари, одним словом.
Из головной машины выбрался офицер в звании капитана, за ним шестеро бойцов с Калашниковыми в руках. Нас взяли в полукольцо.
— Кто такие? — строго произнес капитан. — По-русски говорите?
— Лучше чем ты, капитан! — хмыкнул Корнеев. По званию он был самым старшим среди нас и единственным сверхсрочником. После всего пережитого не было никакого смысла соблюдать субординацию — на нас даже формы военной не было, не говоря уже о документах и погонах. — Мы советские военнослужащие, из плена. Два месяца там провели. Сбежали сегодня ночью, с боем и потерями прорывались через формирования моджахедов. Ликвидировали спецгруппу.
— Встретили американского агента ЦРУ! — добавил я. — Если хотите нас арестовать, ваше право. Во всем можно разобраться. Но сначала доложите о нас вашему самому высокому начальству, потому что у нас есть крайне важная информация. А лучше сразу в военную контрразведку.
Капитан, потеряв дар речи от такого заявления, несколько секунд просто молча хлопал глазами и переводил взгляд с одного на другого.
Потом дал команду бойцам не спускать с нас глаз, а сам вернулся в БТР, вызвал свое командование и доложил об услышанном. Получив какие-то указания, он вновь подошел к Корнееву.