Егерь Императрицы. Кровь на камнях
Шрифт:
– Ну, если горячим чаем угостите, то почему бы и нет, – усмехнулся Лёшка. – Здравствуйте, господа картографы! Здорово, Серёжка! – И они обнялись с высоким подпоручиком, как самые близкие друзья.
Минут через пять, пока на печурке грелся большой чайник, Егоров с Милюткиным уже живо обсуждали окрестности Базаржика и крепостные бастионы османской Варны.
– А вот тут, Серж, я тебе уже ничем помочь-то и не смогу, – покачал головой Алексей, указывая рукой на горные районы южнее Шумлы. – Сам ведь знаешь, мы-то гораздо западнее, уже в саму глубину территории, на сербский Ниш заходили. А у тебя здесь всё основное направление только лишь в прибрежной двухсотвёрстной полосе идёт.
– Да-а, – покачал головой Милюткин. – Мало сведений у нас по балканским проходам, а на трофейных картах так и вообще ничего не понятно, ни тебе там привязки к местности, ни чётких расстояний между селами и городами.
– Ничего, Серёг, у нас же есть такая армейская традиция: пока русская пехота своими ногами всё не измерит, мы и знать-то ничего о той местности не будем, – улыбнулся Егоров. – Зато вот сейчас нам по прусским, польским и по крымским землям всё теперь известно, а сейчас вот и по местности у Днестра и Дуная хорошие карты имеются. Дай срок, всё до османского Андреанополя, а то и до Стамбула-Константинополя на свои карты нанесём! А вот здесь, посмотри, мостик нужно указать, – показал он на точку на карте севернее Варны. – Мы его в ноябре, правда, немного взорвали, прямо вместе с турецкой кавалерией, но там балки несущие все целые остались, восстановить его совсем недолго будет, а в обход идти далеко, всё везде заболочено, и вокруг сплошные лиманы.
– Во-от, уже хорошо! Видишь, не зря ты к нам сегодня зашёл, – улыбнулся подпоручик, делая пометку на своей карте.
– Значит, в сторону Бургаса двинем? – задумчиво посмотрел на Забалканское направление Егоров. – Давненько, наверное, ещё от былинного князя Святослава с тех самых пор здесь не ступала нога русского воина.
– Ты это смотри, я тебе ничего такого не показывал и ничего не говорил Лёш, – нахмурился Милюткин. – Ты хоть, конечно, и свой, квартирмейстерский, а всё же сам понимать должен: порядок он есть порядок. О том, что ты сейчас здесь видел, – никому! Пошли уже чай пить, у меня там кизиловое варенье есть и сушки к нему. Просто объедение, сам вот увидишь!
После картографов стоило ещё заглянуть к адъютанту главного квартирмейстера. С Митенькой у Егорова были традиционно тёплые отношения. Происходя из высокого княжеского рода, был он с егерем не заносчив, весел и весьма лёгок в общении. А уж его информированности можно было только дивиться. Порою казалось, что Митенька знал абсолютно всё!
– Заходи, Лёш, они минут как десять вот уже заседать начали. Теперь-то часа через два и никак не раньше с него выйдут. Уф, сколько суеты тут сегодня было, ты бы зна-ал! Чаёк-то попьём?
– Не-не-не, – отмахнулся Алексей. – Я вот только что у картографов две кружки его выпил, а ты же знаешь, какие они у них там громадные!
– Уф, – фыркнул адъютант. – Ну что ты пример с безвкусицы-то берёшь, Алекс? Какой у них там чай может быть – кирпичный, небось, кяхтенский, из сибирского санного завоза? Его сначала топором мужики откалывают, а уже потом обухом плющат и в железном чайнике заваривают. А вот этот вот чай так ча-ай! Вот это я понимаю! Чёрный, с тонким, богатым ароматом, от Британской Ост-Индской кампании. – И, невзирая на протесты Егорова, он налил из небольшого фарфорового чайничка этот благородный напиток в две небольшие чашки. – И обязательно в него молоко добавляй, вот оно в молочнике, и уже заранее гретое. Приучайся к хорошим манерам, Алексей, война скоро неизбежно закончится, и тебе нужно будет уметь себя в высоком обществе держать. Как-никак кавалерское положение обязывает, – и он хитро подмигнул Лёшке.
Тот аж поперхнулся:
– Да брось ты, Мить! Рано ещё об этом говорить, тут вон единицы даже из высших штаб-офицеров этого самого Георгия имеют, куда уж мне там, такому маленькому, до них!
– Ладно, ладно, не прибедняйся, маленький, – улыбнулся подпоручик. – Не буду я тебе более ничего говорить, сам уже скоро всё узнаешь. Скажу лишь только, что на рождественской неделе большой приём при главном штабе у их высокопревосходительства, генерал-фельдмаршала Румянцева Петра Александровича готовится. И тебе там надлежит самолично быть, при всём своём параде! Ну, смекаешь?
– Хм, – неопределённо хмыкнул Алексей, – а ещё какие новости скажешь? Ты, я знаю, Мить, обо всём и всегда ведь здесь один лишь только сведаешь.
– Ну а то! – гордо усмехнулся подпоручик. – Что нас тут, запросто, так, что ли, при самом главном штабе держат? Ла-адно, слушай давай, а то ты там в этих своих предместьях у озёрного леса совсем, я уж гляжу, одичал! Во-он, точно как настоящий волк сам стал, – и он кивнул на нашитый хвост лежащего на скамье егерского картуза.
– Волкодавами нас в армии называют. Потому что мы тех волков бьём, – поправил его Егоров.
– Что? – не понимая, переспросил его собеседник, а потом уже, как видно, прокрутив в голове ответ егеря, утвердительно кивнул: – Ну да, точно, у вас же с турецкими волками там свои какие-то особые счёты имеются. Хорошо, пусть будут волкодавы, суть с того всё одно не меняется, я тебя, Алексей, вижу-то от силы раз в неделю, и то по понедельникам, а тут у нас каждый день что-нибудь новенькое да происходит. Ладно, по людям из высшего светского общества тебе говорить всё равно будет впустую, ты вон этим даже и не интересуешься совсем. Скажу только, что в последнее время их великое множество понаехало из столицы. Вон, только князей Гагариных аж трое недавно прибыло, и все они в гвардейских полках ранее служили. Оболенских и Лопухиных по двое, а ведь каждому из них славы и чинов высоких подавай. Не знаю, где и столько мест при наших-то войсках для этих вот теперь наберётся. Похоже, что все вакансии до батальонного, а то даже и до ротного уровня вскорости этими гвардейскими заполонят, у них-то по старшинству, чай, уже сама выслуга идёт. Вот и ходу тем нашим армейским офицерам, что всё эту войну свою лямку тянули, и вовсе даже не будет, всё эти хлыщи у них перехватят, – ворчливым тоном и явно услышанное из чужих уст пересказывал Митя. – А они-то, наши армейские, ведь и сами на такое продвижение надеялись! Мы-то все тут уже в избытке пороха успели понюхать!
– Это да-а, довелось, – усмехнулся Лёшка. – Под Кагул бы всех этих щёголей, да в штурмовые колонны. А опосля на три года в гарнизон Журжи на одну бы солонину да сухари.
– И не говори, – махнул рукой адъютант. – А наглые-то какие они, Алексей! Меня уже раз пять тут пытались во фрунт построить! Дескать, я устава и порядка службы вовсе не знаю! Шаркуны парадные!
Митенька тряхнул в возмущении головой и продолжил рассказ:
– Но, судя по всему, за турок теперь решили взяться всерьёз. Дальше с ними вести войну нашей державе уже, видно, совсем невмочь. Казна-то, говорят, и вовсе пустая, рекрутские наборы множество работных людей подобрали, с каждого из десяти дворов вон за это время по солдату ушло. Новые подати пока более не введёшь, народ и так вон всюду бузит и бунтует. У нас всё Поволжье и Урал теперь огнём полыхает, Емелька Пугачёв губернский Оренбург осадил. К нему народа тьма сбегается, и даже из центральных губерний на подмогу потоком простолюдины идут. Самозванец грозится Казань взять, а потом и на Москву идти! Тут турок надо воевать, а приходится целые полки против него отправлять. Сам слышал от канцелярских, что в циркулярах и высочайших рескриптах нашему командующему твёрдо указывают, непременно надобно в наступающем году войну полной викторией завершить. Тем паче что и османам тоже вовсе даже не сладко. Флота они военного лишились, все полевые армии у них в этом году были разгромлены, новое вооружение потеряно, а в стране царит смута. Сразу несколько провинций сейчас у турок бунтуют. Так что нужно ещё одно усилие, и султан сам запросит мира. Ну а дабы наш Пётр Александрович смелее бы и решительнее был, вот тут-то ему в пристёжку и приставлены самые высокие сановники из столицы. Будут они его вдохновлять и настраивать, чтобы он опять, как прежде, не мудрствовал: «Шаг вперёд и два назад». На ударные наши дивизии, коим теперь предстоит османов сокрушить, ставят самых решительных командиров: Салтыкова, Каменского, ну, и, разумеется, твоего любимчика Суворова. Похоже, всё ж таки ты с ним, Алексей, пожалуй, что и прав был, – признался Митя. – Хорошо он себя в компании этого года проявил, два раза вон штурмом Туртукай брал. Под Гуробалами и вовсе турок наголову разбил. Георгия второй степени вон за это получил. Сама императрица настояла, чтобы его в предстоящем наступлении во главе целой дивизии поставили. А у нас-то его, похоже, совсем недооценили, а всему виной его независимый нрав, резкость и вызывающее, не манерное поведение.
– Ничего, ничего, привыкайте, ему ещё долго предстоит блистать и к большой славе наши войска вести, – улыбнулся Алексей. – Такие люди, как Суворов, они ведь никогда, Мить, скучными не бывают!
– Вот откуда ты это знаешь, Алексей? – удивлённо покачал головой Митя. – Порою так уверенно что-либо эдакое говоришь, как будто бы тебе наперёд это уже всё и давно известно! А потом глядь, а ведь и правда, всё в точности по-твоему сбывается!
– Да брось ты, Дмитрий Александрович, ну чего я тебе такого сказал? – чуть не поперхнулся Егоров. – Просто необычный он такой, действует вон всегда решительно и уверенно, а не по шаблону, как многие. Всю армейскую службу из нижних чинов и вот до самих генералов прошёл, грамотный опять же, и разум у него весьма быстрый. Вот я и думаю, что такие люди, они ведь в забвении никогда долго не могут быть. Ты вот лучше мне расскажи, показывал кому-нибудь свой трофей, может быть, тебе ещё чего интересного надобно приглядеть? – Лёшка постарался побыстрее отвести от весьма скользкой темы собеседника.