Егерь: заповедник

Рудин Алекс

— Ага, — соображает председатель. — Значит, пока речи скажут, пока дипломы вручат… Раньше двух не закончат. Вот к этому времени я и подъеду.

— А как же в РОНО за книгами? — спрашивает Воронцов.

Но Федор Игнатьевич уже садится в свой «ГАЗик».

— Я с вами съезжу, — говорю я. — Мне спешить некуда.

Резко и заливисто звенит школьный звонок — начинается первый урок. Опоздавшие ученики торопятся в школу. И только нам спешить некуда.

Федор Игнатьевич уезжает, и на его место тут же паркуется

еще одна черная «Волга». Из-за руля вылезает невысокий плотный мужчина. Он тоже в костюме, только сером. И водителя у него нет.

— Это Ипполит Матвеевич из РОНО, — говорит мне Воронцов. — Я сейчас.

Ипполит Матвеевич идет в нашу сторону. Он вертит головой на короткой шее, кого-то высматривая. Мужчина в темном костюме и галстуке приветственно машет рукой чиновнику из РОНО.

Но тут Воронцов делает длинный шаг навстречу Ипполиту Матвеевичу.

— Здравствуйте, Ипполит Матвеевич, — вежливо кивает он. — Скажите, я могу сегодня забрать наши книги?

— Какие книги? — мимоходом удивляется Ипполит Матвеевич, не глядя на Воронцова. — Вы кто?

— Директор черемуховской школы, — представляется Воронцов. — Мы с вами разговаривали на прошлой неделе. Вы обещали выделить для нашей библиотеки собрание сочинений Жюля Верна.

Брови Ипполита Матвеевича удивленно приподнимаются. Он виновато кивает мужчине в темном костюме и даже слегка пожимает плечами, как будто извиняется. А затем поворачивается к Воронцову.

— Уважаемый э-э-э…

— Алексей Дмитриевич, — напоминает Воронцов.

— Уважаемый Алексей Дмитриевич, вы смеетесь надо мной? У нас на весь район только три… нет, уже два комплекта Жюля Верна. И вы хотите, чтобы мы один из них отдали вам в эту…

— Черемуховку, — снова подсказывает Алексей Дмитриевич.

— Да-да, я помню. Так вот, об этом и речи быть не может.

— Но вы обещали! — возражает Воронцов.

— Так расстреляйте меня теперь!

Ипполит Матвеевич картинно разводит руки в стороны и снисходительно смотрит на Воронцова снизу вверх. Удивительно, как это у него получается?

— Собрание сочинений великого французского писателя Жюля Верна мы вручим сегодня школе, ученики которой наберут лучшие баллы на олимпиаде, — внушительно говорит он. — Это решение областного руководства.

К удивлению Ипполита Матвеевича Воронцов не спешит спорить.

— Тогда все хорошо. Значит, наша школа все же получит эти книги.

— С чего это вы взяли? — удивляется Ипполит Матвеевич.

— Наши ученики точно займут высокие места.

Ипполит Матвеевич добродушно смеется. И оглядывается по сторонам, как бы приглашая окружающих посмеяться вместе с ним.

— Не смешите меня, дорогой! Ученики из Черемуховки! Да у нас тут лучшие ребята из города, из района.

Привстав на цыпочки, он хлопает Воронцова по плечу.

— Давайте оставаться реалистами,

дорогой Алексей Дмитриевич. Дойдет и до вас очередь, когда-нибудь.

Коротко кивнув Воронцову, он ловко ускользает и торопится к мужчине в темном костюме. Они о чем-то тихо говорят, а я слежу за ними.

Не нравится мне этот Ипполит Матвеевич. Слишком уверенно он смеялся над предположениями Воронцова.

И когда чиновник из РОНО кивает стоящему рядом незнакомому учителю, мои подозрения только усиливаются.

Они идут в школу, а я — за ними. Не вплотную, а отстав на несколько шагов — как будто по своим делам.

В знакомом школьном вестибюле никого. Только пожилая уборщица меланхолично трет каменный пол серой тряпкой на деревянной швабре.

— Здрасьте, Мария Афанасьевна, — машинально говорю я.

Надо же, имя уборщицы само всплыло в памяти!

— Здрасьте, — равнодушно кивает уборщица, убирая тряпку у меня из-под ног.

Ипполит Матвеевич и незнакомый учитель разговаривают около лестницы, которая ведет на второй этаж. Это мне на руку — есть повод пройти мимо. Я иду в их сторону, старательно не обращая на них внимания.

— Куда ты в сапогах? — ворчит мне в спину уборщица.

— Я на минутку, — отвечаю я.

А сам ловлю слова Ипполита Матвеевича.

— Значит, седьмое задание и двенадцатое, — говорит он учителю. — Не забудь.

Учитель кивает.

Я подхожу ближе, и они замолкают.

— Разрешите, — говорю я Ипполиту Матвеевичу, проходя мимо.

Ипполит Матвеевич недовольно отодвигается в сторону.

Я поднимаюсь на площадку между этажами. Заворачиваю, скрываясь из вида и останавливаюсь.

Может, они еще что-то скажут? Что это за непонятный разговор про задания?

Но внизу молчат. Постояв несколько секунд, я поднимаюсь на второй этаж.

О каких заданиях они говорили? Неужели о заданиях на олимпиаду? Или я просто напридумывал себе неизвестно что?

Все, что мне приходит в голову — чиновник из РОНО заранее выбрал победителя олимпиады и теперь хочет подсунуть ему определенные задания, ответы на которые тот знает.

Никаких доказательств у меня нет. Нет даже уверенности — возможно, их разговор означал совсем другое.

Но даже если и была бы уверенность — что делать-то? Подойти к ним и сказать, что я все слышал? А что это даст?

Так и олимпиаду можно сорвать. И без скандала не обойдется. А скандал рикошетом ударит по Алексею Дмитриевичу, по нашей школе и по нашим ребятам. Мне ведь придется объяснять, кто я, и что тут делаю.

А самое главное — если представитель РОНО жульничает, то за руку я его никак не поймаю. И все мои обвинения заведомо окажутся ложными.

Что же делать? Молчать?

В раздумьях я иду по широкому коридору второго этажа мимо классов. За спиной хлопает дверь.