Егерь: заповедник
Шрифт:
— Уютно у вас, Андрей Иванович, — говорит он.
— Да, — с улыбкой соглашаюсь я. — Я отойду на минуту, ладно?
Пока закипает чайник, я выхожу в прихожую, где стоит телефон. Набираю номер маминой работы.
— Слушаю, — отзывается в трубке деловитый женский голос.
— Позовите, пожалуйста, Юлию Александровну, — прошу я.
— Минуту.
Я жду, слыша в трубке механический чум и лязг — это в цеху работает конвейер. Шумят электродвигатели, шуршит лента транспортера. Позвякивают на
На производстве, где работает мама, делают лимонад — бледно-соломенный сладкий «Буратино» с задорной длинноносой рожицей на этикетке и ярко-желтый «Дюшес», на этикетке которого нарисована краснобокая груша. Недавно появился зеленый «Тархун» с очень необычным вкусом и запахом.
На мгновение звуки становятся громче — это открылась и закрылась дверь, которая ведет в цех.
— Алло? — спрашивает в трубке мамин голос. — Кто это?
В груди разливается мгновенное тепло.
— Мама, это я. Привет.
— Андрей? — радуется мама. — Ты откуда звонишь?
Мое лицо поневоле расплывается в улыбке.
— Мама, я дома, — говорю я. — Мы с Алексеем Дмитриевичем привезли наших ребят из Черемуховки на районную олимпиаду. Теперь ждем, пока они решают задачки. Вот, зашли погреться и попить чаю.
— Андрюша, ты останешься до вечера? — спрашивает мама. — Что-то давно не заезжал. У тебя все в порядке?
— Работа, мам, — говорю я. — И сегодня не смогу остаться. Нужно ребят отвезти обратно.
— А как там Катя? Когда вы, наконец, соберетесь к нам в гости?
— Катя, как обычно, на учебе, — отвечаю я. — Приедет на выходные, и мы обязательно зайдем к вам.
— Вот и хорошо, — говорит мама. — Я буду рада, и отец тоже. Послушай, Андрюша! Там в холодильнике борщ в эмалированной кастрюле. Кушайте, не стесняйтесь. На верхней полке — колбаса и масло. Яйца — не дверце.
— Я помню, мама, — улыбаюсь я.
— Обязательно накорми гостя, — строго говорит мама. — И сам поешь.
— Непременно. Как дела у вас с папой?
— Хорошо, — торопливо отвечает мама. — Андрюша, мне надо бежать. На линии сироп заканчивается.
— До встречи, — говорю я.
— До встречи, сынок.
Эти регулярные созвоны — как позывные в океане жизни. Я где-то читал, что киты и дельфины обмениваются низкочастотными сигналами, даже находясь в сотнях километров друг от друга. Смысл этих сигналов очень прост:
— Я здесь, а ты где?
— А я здесь.
— У тебя все в порядке?
— Да. А у тебя?
Вот и людей так же. Неважно, о чем вы говорите. Важно знать, что у близкого человека все в порядке.
Я возвращаюсь на кухню. Алексей Дмитриевич уже снял с огня чайник. Я выливаю старую заварку, насыпаю в фарфоровый чайничек свежей и заливаю кипятком.
—
— Ну, если мама сказала, — смеется Воронцов.
Я разливаю по тарелкам разогретый борщ. Он не бледно-красный, каким бывает борщ в столовых, а насыщенного, ярко-бордового цвета. Я знаю секрет — чтобы борщ получился ярким, надо при варке добавить в него ложку уксуса или лимонного сока. Тогда свекла не вываривается и не делается бледной.
А в самом конце варки нужно добавить в кастрюлю ложку сахара — тогда у борща будет характерный кисло-сладкий вкус.
В красном борще белым парусом плавает сметана.
— Великолепно, — улыбается Алексей Дмитриевич.
И даже жмурится от удовольствия.
— Приятного аппетита, — говорю я, тоже принимаясь за борщ.
— Андрей Иванович, вы еще не поймали лису? — спрашивает меня Воронцов.
— Пока нет, — отвечаю я. — Как раз сегодня вечером собираюсь устроить на нее засаду. Рано или поздно она попадется.
— Не сомневаюсь, — улыбается Воронцов. — Позвольте спросить, а что вы потом собираетесь с ней делать?
Я качаю головой.
— Пока не знаю. По-хорошему, надо бы отвезти ее подальше в лес и выпустить. Но не знаю, сможет ли эта лиса пережить зиму.
— Почему? — интересуется Воронцов.
— Она хромая, — объясняю я. — Вы же знаете, чем зимой кормятся лисы?
— Нет, — говорит Алексей Дмитриевич.
— В основном, мышами. Мышь бежит под снегом, а лиса слышит и чует ее. Подкрадывается, прыгает и ловит добычу.
— Прямо под снегом? — удивляется Воронцов.
— Да, — киваю я. — У лисы очень чуткий слух. Но кроме этого, нужна ловкость. Лисица должна прыгнуть очень быстро и точно. А с покалеченной лапой это невозможно. Так что, скорее всего, эта лисица не доживет до весны.
— Может быть, поселить ее в нашей школе? — задумчиво спрашивает Воронцов. — Устроим для ребят живой уголок.
— Не знаю, насколько это хорошая идея, — сомневаюсь я. — Все же, дикий зверь, да еще и хищник. Не думаю, что лисица приручится. И ей обязательно придется делать прививку от бешенства.
— А чем кормят лис в неволе? — спрашивает Алексей Дмитриевич.
— Точно не скажу, — говорю я. — Но могу поинтересоваться. У нашего профессора Олега Александровича Катаева есть знакомый работник Ленинградского зоопарка. Он как-то читал нам лекцию о содержании зверей в неволе.
— Вот видите, как удачно все складывается, — радуется Алексей Дмитриевич. — Это неспроста. Давайте, попробуем поселить лису в школе. В любом случае, это лучше, чем обрекать ее на верную гибель в зимнем лесу. Если не приживется в живом уголке — выпустим ее весной, когда растает снег.