Египетские сны
Шрифт:
Это и был Театр Мадам Тюссо. Театр истории. Вдоль колеи расставлены «вехи». Картинки мелькали одна за другой, как список дат в конце хроники.
Год 1538. Торжество Англиканской церкви. Почти библейская сцена: король Генрих восьмой, изгоняет католиков из монастырского сада (будущий «Ковент Гарден»).
Год 1558. Англиканка Елизавета Первая, заключена в Тауэр католичкой-сестрой и готовится к эшафоту… но, вместо этого, восходит на трон, а головку на плаху кладет шотландка и католичка – Мария Стюарт.
1588 год. Панорама морского сражения. Флот Елизаветы-мудрой громит «Непобедимую» армаду Испании.
Год 1599. Театр Шекспира. «Гамлет». Явление призрака отца.
1605 год. «Пороховое покушение». В день открытия Парламента злоумышленник Гай Фэйкес (Fawkes) застигнут королем Джеймсом Первым, подносящим огонь к фитилю, чтобы взорвать парламент и короля. Ежегодное сожжение соломенного чучела Гая Фэйкеса, в честь спасения монархии.
На следующем «витке» монарх и парламент – враги. «Круглоголовые» – сторонники Парламента, во главе с Оливером Кромвелем, поддержанные купцами и пуританами (фанатичное крыло реформации) – побеждают «кавалеров» (cavaliers – пижонов-роялистов).
1649 год. Апофеоз революции: король Чарльз Первый, обвиненный в измене, лишается, на минуточку, головы.
1660 год. Островитянам надоела набожность пуритан – монархия возвращается. У власти – король Чарльз Второй – любитель искусств и женщин. Его правление отмечено чумой 1665 года, унесшей около половины жителей, и пожаром 1666 года, спалившим в столице восемьдесят процентов жилья. Картины этих несчастий призваны ужасать.
Больше ста лет (1714—1820) длилась «Георгианская» эпоха. Аж четыре короля Георга – подряд! Звучат «Кончерти гросси» (Большие концерты) великого английского композитора Генделя. Выписанный из Германии, отчасти потому, что был тезкой монархам, «Георг Фридрих Гендель, – как о нем пишут, – в течение пятидесяти лет регулярно поставлял ко двору венценосных заказчиков свои оперы, оратории и концерты, в основном, на библейские темы». Под звуки умиротворяющей музыки Георги благополучно проспали колонии в Новом Свете, чем поспешествовали образованию Соединенных штатов Америки.
1805 год. Адмирал Нельсон в битве при Трафальгаре доказывает, что Британия – все еще царица морей.
1815 год. Величайший полководец, фельдмаршал герцог Артур Уэлсли Веллингтон, в битве при Ватерлоо завершает разгром императора Наполеона. Мы наблюдали из кэбов фрагменты сражений (на суше и море).
Викторианская эпоха (1837—1901 гг.) Королева Виктория правила долго и плодотворно. Дворец, Crystal Palace. 1851 год. Великая Выставка (Great Exhibition). Панорама города: новые мосты, здания, улицы, набережные, первое в мире метро.
Вторая половина Викторианской эпохи. Повозку теперь катило не электричество, а лошадка (очередной шедевр хухра). Судя по тому, как она ржала, виляла хвостом, «отбивала» копытцами, ей было весело. Откуда-то справа и снизу послышались крики: «Эвлин! Эвлин! Возьми меня, Эвлин!» Стало жарко: вместо «пунктира» английской истории, разворачивалась иная история. «Эвлин! Ты слышишь меня? Это я!» – звал девичий голос. Свесившись вправо, заметил Бесс. Она протянула руки. Я подхватил ее, – через мгновение мы уже обнимали друг друга.
В повозке лежал мой багаж. Я спешил на станцию, чтобы отправиться в Дувр, где стояла ходившая в Александрию «Святая Тереза». Сообщение об отплытии пришло неожиданно, когда Бесс не было в Лондоне. Не успев попрощаться, я оставил записку. Какое-то чувство просигналило ей о разлуке. В отчаянии Бесс «прилетела» в столицу и перехватила мой кеб. Я не мог ее взять с собой. Вот устроюсь на месте – приеду за ней.
Я почувствовал, как дрожат ее плечи.
Эвлин! Боюсь… тебя потерять!
Я тоже…
Ты мог бы остаться?
Увы, подписан контракт…
Слова звучали отрывисто, казались сухими, бессвязными. Мы оба, как будто теряли рассудок. Ладонь коснулась щеки (О, блаженство!), скользнула по шейке, спине и груди, через «тронные залы» напористо устремляясь в глубины, в такие неведомые «капеллы» и «кабинеты», куда посторонним вход запрещен. «Двери» срывались с петель, пути распрямлялись, все, разворачивалось навстречу, распускалось, нежилось и трепетало, следуя трогательным подсказкам природы, когда стыдливость только усиливает желание. Ее руки сжимали меня в отчаянной хватке. Но я не чувствовал боли, не сознавал ничего, кроме мощного, сладостного притяжения. Мы задыхались от счастья, издавали непроизвольные стоны, повизгивания. Мы истекали кровью, исходили земляничным благоуханием здоровых желёз. Возможно, со стороны, это выглядело чудовищно. Такое лучше не видеть, чтобы не расстраивать воображение. Я, как врач, это знаю. Хотя удачливый мотылек, наверняка, знает больше.
Когда, обессиленная, она свернулась у меня на коленях, лаская, обронил я слова Архангела из Евангелия от Луки: «И вот зачнешь во чреве и родишь Сына.» Бесс отвечала одними губами – от туда же: «Да будет мне по слову твоему».
Все кончилось: я остался один. Кеб больше не двигался. Не было ни лошадки, ни Бесс, ни моих саквояжей – только белые стены и потолок. Но сладкий туман, что на миг из ушедшего времени принесла мне душа, дал безумную роль. То была не какая-то форточка в прошлый мир, то была сама жизнь, вдруг, ворвавшаяся и сейчас же умчавшаяся из-под ног неизвестно куда, и – пронзившая мыслью, что, в конце концов, также умчит из-под ног неизвестно куда и та жизнь, в которой я еще есть. Было не грустно, а скучно даже клонило ко сну.
Небольшой коридор вел на улицу через зал сувениров. Восковые фигуры – теперь статуэтки на стендах. Потомки синантропа, улыбаясь, тянули к ним пальчики и нежно «мяукали». В зеркальной витрине мелькнула моя незнакомка: пришла, убедилась, что я еще «ползаю» и… улетучилась.
Опустошенный, я «выполз» на воздух, ибо довольно поношен для чувственных игр. Случившееся немного смущало меня. Это даже нельзя было назвать приключением или «шуткой Морфея» – просто, взял, да сыграл незаметно какую-то роль и… забыл, что это был я.
3.
«За тридевять земель» к Тауэру ехать уже не хотелось. И я сократил план до минимума. Теперь он состоял в том, чтобы по Мерильбон Роод доплестись до Бейкер Стрит, повернув за угол, пройти еще метров четыреста и заглянуть в музей, посвященный личности, известной каждому нашему школьнику.
Так я и сделал. В конце пути, перейдя Бэйкер Стрит, попал в магазин сувениров, где приобрел брелочки с картинками, какую-то мелочь, а за одно и входной билет. Чтобы попасть в музей, надо было снова выйти на улицу и войти в соседний подъезд, вполне современного, по российским меркам, серого четырехэтажного здания. На первом (земляном) этаже (Бейкер Стрит 221-б) будто бы размещались апартаменты хозяйки – миссис Хадсон. Я поднялся сразу на следующий – где по замыслу располагались спальня и кабинет Шерлока Холмса. Помещения выше «отводились» доктору Ватсону.