Египетский манускрипт
Шрифт:
Глава 8
Два дня в дороге вымотали нас совершенно. Палящая жара, непроницаемая завеса пыли, висящая над караваном паломников, псалмы, толчея на любой остановке. А уж ослы! Кажется, более зловредных созданий в мире не сыскать. Ослов мы наняли еще в Триполи, когда караван в Маалюлю только готовился к отправлению. Основная масса паломников собиралась идти пешком; для поклажи в складчину нанимали тарантасы на огромных колесах, запряженные ослами. Кто побогаче, искал ослов для езды верхом. Скорости такой способ передвижения не прибавлял; однако же давал возможность двигаться в некотором отдалении от основной группы, раньше нее прибывать к удобным местам для стоянок и, отдохнув, трогаться в путь, когда пешие паломники только-только подтягивались к месту вожделенного привала. Вместе с ослом здесь принято было брать проводника-мукари; обыкновенно это молодой человек лет двадцати, из местных
Ослов решили нанять и братья купцы, а также несколько состоятельных паломников-старообрядцев. Узнав об этом, арабы пригнали множество животных. Все они были очень мелкие, с сильно потертыми боками, с кровавыми подтеками на шее. Я выбрал пару животных пободрее с виду, с более-менее сносной сбруей из веревок. Арабы кругом кричали, перебивая друг друга, пытались что-то непонятное втолковать.
Покупка состоялась; пора было садиться в седла. Паломники, из самых робких, взгромождались для этого на камень; Ваня, узрев сию картину, тут же иронично хмыкнул: «Сажальный камень», – и ловко вскочил на своего росинанта. Забрался и я; не успел еще освоиться в седле, как скотина рванулась в сторону и бросилась бежать со всех копыт. Я едва-едва удержался; арабы бежали сзади и кричали: «Хорош! Хорош!» Оказывается, осла нарочно кольнули шилом сзади, чтобы он проявил такую прыть.
Шило заменяло местным наездникам и шпоры, и хлыст, и прочие премудрости верховой езды; оттого шеи животных были в кровавых потеках – следах бесчисленных уколов шилом. Попытки обращаться с ослом как с нормальной лошадью к результату не привели. Подлая тварь то и дело норовила встать посреди пыльной дороги; на всякие попытки стронуть ее с места принималась хрипло орать. Пришлось скрепя сердце прибегать к шилу – этот язык серые скоты понимали.
Кое-кто из «верховых» паломников решился обзавестись бедуинским платьем удивительно простого покроя. Верхний плащ, или, по-арабски, аба – это две прямоугольные полки, пришитые к квадратному куску полосатой материи с боков и сверху. Ни рукавов, ни воротника, ни карманов, ни петель, ни пуговиц. Только верхние углы плаща не зашиты, чтобы в оставленные отверстия можно было просунуть руки. Штаны тоже своеобразного покроя. Сшивают два прямоугольных куска бумажной материи с боков и снизу, так что получается мешок, не глубокий, но очень широкий. Внизу по углам оставлены несшитые места для ступней, а верхний край мешка стягивается шнуром около талии. Головной убор, или куфия, опять-таки представляет собой простой квадратный платок, стянутый вокруг головы шерстяным жгутом. Только кумбаз (род халата или подрясника) кроится несколько в талию, с рукавами, с карманами и на подкладке. Кумбаз стягивают пестрым кушаком. На ноги обычно обувают красные сафьяновые туфли с выступающей по краям подошвой – для защиты ног на каменистой почве. Мы попробовали надеть туфли и признали, что для путешествия по местным дорогам эта обувь удивительно удобна.
Всю нашу немалую поклажу сложили в отдельный тарантас; цепочка этих неуклюжих экипажей следовала за ослиной кавалькадой, так что мы во всякое время не теряли своего имущества из виду. Нелишняя предосторожность: если назойливость местных арабов и уступает какому-то иному их качеству, то разве что вороватости.
К концу подошел второй день путешествия с караваном паломников. Мы с десятком спутников уже заняли пару хибар, выглядевших приличнее других, и устроились на ночлег; голова процессии пеших паломников только-только втягивалась в селение. Не желая оказаться в вечерней суете богомольцев, мы с Иваном решились прогуляться по окрестностям; двое из наших спутников-старообрядцев вызвались составить нам компанию. Каково же было наше удивление, когда за холмиком, на окраине селения обнаружились две палатки с английским флагом над ними. В стороне стояло несколько прекрасных лошадей и мулов. Около них суетливо хлопотали арабы. Два высоких англичанина с сигарами в зубах вышли из палатки; заметив подходящий караван, они на минуту скрылись и опять вышли с фотографическим аппаратом.
Мы подошли к ним и заговорили. Англичане, услышав звуки родного языка, поначалу смотрели на нас несколько недоуменно; но, стоило нам представиться американцами, живущими в России, как лед отчуждения был сломан. Англичане оказались туристами: они передвигались большой кавалькадой, на прекрасных лошадях, в сопровождении почтенной дамы в маленькой каретке на носилках, напоминающей китайский паланкин. Но разница в том, что носилки несли не люди, а два мула впереди и позади каретки. Господа просвещенные мореплаватели путешествовали с комфортом и независимостью, составлявшими разительный контраст с караваном паломников. Как оказалось, они странствовали от самого Иерусалима; устроителем тура выступала контора всесветного «Кука» [14] , в которой можно получить все удобства
14
Первое в истории туристическое агентство «Томас Кук и сын» открыто в 1841 г. Томасом Куком, фактически изобретателем организованного туризма.
За спиной у нас бурчали паломники-старообрядцы.
– Это из какого же народа они будут? – спрашивал один другого.
– Англичане, вот те, что с бурами все время воюют.
– Так чего же эти гуляют, когда у них война?
– Да ведь они сами не воюют: у них войско наемное. Богатый народ! Денежки чего не сделают: вот они тут видишь как путешествуют, а в Африке за них сражается всякий пришлый люд. Мечтают весь мир завоевать через свои богачества.
– Кая польза человеку, «аще приобрящет мир весь, и отщетит душу свою»? – с укором произнес собеседник.
Второй старообрядец ничего на это не сказал – видимо, вопрос был риторическим.
В общем, было решено избавиться от ишаков и пересесть на более благородных животных. В конце концов, чем мы хуже гордых бриттов? Хватит с нас прелестей паломничьего быта!
Ближе к ночи в селение, где остановился караван, явился отряд вооруженных бедуинов. Признаться, меня пробрало – эти ребята выглядели так, будто вышли из фильма «Лоуренс Аравийский». Не хватало только верблюдов – все поголовно были на лошадях, причем многие имели еще и заводных.
Бедуины бесцеремонно расположились на главной площади, расшугав безответных паломников; лишь стемнело, эти муджахеддины устроили свои пляски – с непременным размахиванием оружием и гортанными воплями. Не хватало пальбы в воздух, но, видимо, боеприпасы здесь были чересчур дороги. Так что ограничились тем, что потрясали карамультуками да лязгали клинками сабель.
У них отец и сторговал двух кобыл – пришлось перебрать голов восемь, прежде чем удалось выбрать лошадей поспокойнее. Против ожидания, бедуины расстались с ними легко; правда, торговались они с чисто восточным упоением и, по-моему, из любви к чистому искусству – выигрыш их составил в итоге ничтожную сумму. Вместе с двумя верховыми удалось приобрести еще и добронравную лошадку под вьюки; впрочем, вся наша поклажа в них все одно не разместилась бы. Отец решил и эту проблему – побродив по становищам богомольцев, он сыскал двоих монахов откуда-то из Ярославской губернии, вконец измученных тяготами пешего пути. Этим божьим людям и препоручили заботы о нашем обозе. Монахи должны были вместо нас следовать с группой состоятельных паломников верхом на наших бывших ослах; еще один осел в лице нашего мукари тоже оставался при них. Для верности монахи были поощрены десятью рублями на двоих. Было условлено, что мы заберем тарантас по прибытии в Маалюлю, а пока – нас ждали четыре дня пути верхами, по караванной тропе. Паломникам же предстояло провести в дороге никак не менее полутора недель. В протертые до дыр ковровые вьюки, прилагавшиеся к купленным скотинкам, мы увязали самое необходимое – по паре смен белья, кое-что из одежды, палатку, бивачное имущество, продовольствие. В числе прочего имелись и кожаные бурдюки; мы, однако, не рискнули набирать туда воду для питья, удовлетворившись тщательно задекорированными мешковиной пластиковыми канистрами.
Не было забыто и оружие; отец пристегнул к седлу чехол с «лебелем» и повесил на пояс револьвер. Я же пристроил поперек седла лупару, обвешавшись патронташами, как революционный матрос пулеметными лентами. «Галан» прятался во вьюке: можно было легко вытащить револьвер, засунув руку под клапан из засаленной ковровой ткани.
Отец настоял на том, чтобы надеть броники; пришлось уступить, хотя я и без того обливался потом. Жилет с навешанными кармашками разгрузки я нацепил прямо на сетчатую майку, но все равно раздражал он неимоверно и к тому же мешал сидеть в седле, особенно на рыси. Арабы ездили без шпор; вместе с кобылой мне досталась разукрашенная медными чеканными пластинами плетка, на которую скотинка покосилась с нескрываемой неприязнью.
Первый же день верхового путешествия ознаменовался неприятным инцидентом. Мы проезжали через крошечный грязноватый городок; он стоял точно на паломническом тракте, однако мукари при расставании не советовал в нем задерживаться; внятных объяснений, впрочем, не последовало, так что отец решил все же сделать там привал и напоить лошадей.
Есть такая арабская пословица: «Иногда и осел ревет не напрасно». Зря мы не послушались проводника! Стоило сойти с седел на площади возле колодца, как мы были атакованы ордой грязных вопящих гоблинов. Агрессоры швырялись камнями, один из которых чувствительно угодил мне в плечо, не защищенное броником. Другой заехал между ушами кобыле, да так, что та встала на дыбы, едва не оборвав повод.