Египтянка (сборник)
Шрифт:
Склад закрывался в четверть шестого, и к пяти поток клиентов иссяк. Леша помассировал уставшие глаза. В последнее время он стал замечать, что от постоянного созерцания экрана к концу дня начинали болеть не только они, но и вся голова наливалась тяжестью, а любое резкое движение отдавалось в затылке, будто туда вбивали металлический штырь. Но искать из-за такой мелочи другую работу, было просто смешно. Да и где в наше время найдешь такую, чтоб хватало, пусть не на шикарное, но вполне достойное существование?
Экран погас. Леша потянулся; обвел взглядом кабинет, прощаясь с ним, прежде чем отправиться в другую, такую долгожданную жизнь. …Все-таки
Леша быстро поднялся, и на ходу застегивая куртку, вышел в опустевшую комнату менеджеров. Ее безжизненность не удивила и не расстроила его; все происходило по уже отработанному в последние месяцы сценарию. Лена почему-то считала некорректным, если они будут уходить вместе, ведь все знают, что живут они в совершенно разных районах. Она предпочитала ждать на остановке, провожая остальных и объясняя им, что маршрутки слишком забиты, поэтому лучше ехать на следующей; потом снова «на следующей». Леша потешался над такой конспирацией, но не возражал, не видя в ней ничего, кроме глупой прихоти. Собственно, какая разница, по средствам каких уловок они окажутся в уютной комнате с красноватым светом?
Леша вдруг вспомнил, что не придумал никакой программы на вечер, но сейчас делать это было поздно – он уже видел Ленин силуэт в длинном кожаном плаще, обращенный лицом к киоску, пестревшему журнальными обложками. Никого из сотрудников на остановке не осталось; лишь чужие люди, абсолютно не интересовавшиеся их личной жизнью, толпились у края тротуара, норовя первыми втиснуться в подходящий транспорт.
Леша подошел и обнял Лену. Она не испугалась, потому что это тоже являлось своеобразным ритуалом. Повернулась, заранее прикрыв глаза и подставляя лицо для поцелуя. Леша коснулся ее губ, словно пробуждая спящую царевну, и она, действительно, рассмеялась; прижалась к нему.
– Я всегда чувствую, что это ты, – сказала она весело, – ты еще только выходишь на улицу, а я уже знаю.
– Ты ж у меня ясновидящая, – Леша стиснул ее плечи.
– Да. Я – колдунья. Скажи честно, ты ж раньше не замечал меня, да? А я решила, что ты мне нужен, и все получилось.
Разговор на эту тему периодически возникал, но Леша ужасно не любил его. По стандартной мужской логике выбор всегда делает мужчина, и только он может владеть ситуацией… хотя, если быть откровенным до конца…
Видя, как Леша пожал губы, Лена рассмеялась слишком громко, и какая-то бабка осуждающе посмотрела в их сторону.
– Ладно, шучу, милый. Так, какие планы у нас на вечер?
– Ты есть хочешь?
– Вообще-то, хочу… – Лена задумалась, – знаешь, дома есть блинчики с мясом, так что, если хочешь…
– Хочу! – во-первых, это предложение снимало ответственность за организацию вечера, а, во-вторых, он, действительно, больше всего хотел поехать к ней. Какой смысл болтаться по промозглым улицам, или сидеть в кафе, тайком лаская ее руку в промежутках между блюдами, или целоваться в кино под аккомпанемент чужой любви?.. К тому же любое культмассовое мероприятие ставило под сомнение перспективы близости, потому что не позже половины одиннадцатого Леша должен был быть дома, иначе Гектор, без вечерней прогулки, разнесет всю квартиру.
Раньше Леша больше всего любил, устроившись в кресле, гладить короткую плотную шерсть, глядя в вечно печальные собачьи глаза; Гектор тогда водружал на подлокотник свою доберманью морду, и Леша постукивал его по длинному носу. Звук получался, будто стучали в пустую деревянную коробку. Сейчас
– Тогда поехали, – Лена махнула рукой подошедшей маршрутке, и та покорно остановилась прямо перед ними.
Втиснувшись внутрь, Леша уселся рядом с Леной и сразу взял ее руку. Пальцы были тонкими, будто игрушечными; он постоянно боялся неловким движением сломать один из них, поэтому лишь аккуратно накрывал ладонью и гладил настолько робко и нежно, что Лена, наверное, даже не чувствовала этого.
– Нет, на складе у нас полный бардак, – сказала она, сбивая лирический настрой, – взять хотя бы прокладки…
– Прокладки надо брать только в критические дни, – заметил Леша, и Лена рассмеялась.
– Ладно, милый, проехали. Ну, ты ж меня знаешь. Я девочка правильная и не могу, когда что-то где-то не так.
– Знаю, – Леша вздохнул. Эта правильность – единственное, что пугало его. Он постоянно ощущал себя под бдительным, оценивающим оком, и поэтому не имел права на ошибку. Ему казалось, что малейший просчет в поведении или просто непонимание смены настроений, мгновенно приведут отношения к краху. На примере ее мужа он уже убедился, что ей ничего не стоит залепить по ходу разговора: «Мы с тобой разные люди, и я больше не желаю тебя видеть!» Это случилось полгода назад, и муж безропотно удалился к родителям, даже не претендуя на компенсацию за часть подаренной на свадьбу однокомнатной квартиры. В наше нищее, но меркантильное время это казалось настолько противоестественным, что Леша, ставя себя на место мужа, не знал, поступил ли бы также. Хотя, это ж Лена – может, она, действительно, колдунья, умеющая подчинять людей?..
Ехали они почти без остановок и через полчаса, поднявшись по лестнице, вечно вонявшей плесенью, оказались перед черной металлической дверью. Несмотря на массивную добротность, у Леши она ассоциировалась с холстом из каморки папы Карло, а громкая ругань соседей справа и бормотанье телевизора слева лишь подчеркивали обособленность прекрасного мира уюта и радости… его радости.
В коридоре вспыхнул свет; дверь захлопнулась. Все, теперь никто не сможет ворваться, чтоб попытаться сломать призрачные, и от того еще более ценные, отношения!..
Переодевшись, Лена появилась в своем любимом, до неприличия коротком халатике. Леша часто ловил себя на мысли, что будет, если она наклонится, но она никогда не делала этого, стоя к нему спиной.
– Пошла, греть блинчики, – объявила Лена и добавила весело, – кстати, у меня даже полбутылки вина есть.
– «Квасишь» втихаря?
– Ты ж знаешь, какой я питок. Друг заходил. Он всегда, как с женой поругается, ко мне ползет – в жилетку плакаться. Я ж тут, как мать Тереза.
Странно, Леша всегда думал, что ревность – это чувство совершенно неосознанное, возникающее спонтанно и порой безо всякой причины, а здесь ревности не было, несмотря на наличие чужого мужика в сочетании с недопитым вином. Неужели он настолько доверял ей? Нет, женщинам нельзя доверять – он не раз убеждался в этом на личном опыте, но существовала в Лене какая-то не женская энергия, делавшая ее доводы безапелляционными, а поступки, не допускающими побочных толкований. Леша не знал, как это объяснить по-другому, но если она сказала, что просто сидела и пила вино, слушая излияния неизвестного друга, значит, так оно и было.