Эгле: Демон в наследство

Птица Регина

Но я решила всё-таки не проверять и велела выделить ему коня.

В такой компании охрана мне особо не нужна, но я всё-таки беру парочку сестёр и приказываю им следовать на расстоянии позади. Старшую зовут Менея, и она приходится мне двоюродной сестрой. Двух других по именам не помню.

Едем неторопливо, я потихоньку осматриваю окрестности. У меня начинает созревать идея: дом, который я построю для себя, будет стоять в излучине реки, у самого моря, чтобы было много воды,как на острове, где я жила,

и чтобы можно было установить магические ловушки вдоль каждого берега – так, на всякий случай.

Определившись с местом, не спешу поворачивать домой. Сёстры далеко, и вряд ли кто-то здесь может нас подслушать.

Хорошее время и место, чтобы расспросить кожнара, вот только с какой стороны подойти к расспросам?

Замедляю ход коня и, подав знак сёстрам, чтобы те не спешили меня нагнать, выезжаю на каменистое плато. Кожнар – следом за мной.

– Красиво? – спрашиваю я.

Кожнар, конечно, молчит, но недолго.

– В наших пустошах больше красоты.

– Они тоже красивы! – признаю я. – Но слишком опасны. У вас совсем нет закона. Вы безжалостны к слабым.

– Лучше так, чем подчинить силу слабости.

Хмыкаю. Не то чтобы он не прав.

– Говорят, вы больше всего ненавидите самых «сильных» – из нас, росомах.

– Потому что они позволяют собой помыкать. Но это неправда: мы ненавидим вас всех.

– И меня ты тоже ненавидишь? – Чуть разворачиваю коня, чтобы оказаться в поле его зрения и полностью закрыть ему обзор.

Кажется, Заяр колеблется, но всё же говорит:

– Больше всех жемчужниц я ненавижу твою сестру. А ты слишком похожа на неё.

Невольно опускаю взгляд. Его слова причиняют боль. Тут же мысленно отвешиваю себе пощёчину и снова распрямляю спину.

– Ты ненавидел её с первого дня, как оказался здесь?

– Да.

– А до того?

Кожнар не мог не почувствовать подвоха, но почему-то решает уступить.

– Она купила меня сразу после того, как я оказался в плену.

Внезапная пауза, и по лицу его пролетает тень.

– Ты надеялся, – делаю вывод я.

– Да! – Заяр со злостью смотрит на меня. – Я был дураком! Больше не ошибусь!

– Что заставило тебя надеяться? Разве ты не знал, как наши женщины к вам относятся?

Заяр мрачно смотрит мимо меня и молчит. Но мне кажется, я знаю ответ. Одна и та же сила обманывала мужчин из века в век – красота и желание любить.

– Ты считал её красивой? – спрашиваю я, почти не сомневаясь, что Заяр не ответит. Мне достаточно вспышки, которая проносится в его глазах. Да, он так считал.

Вздыхаю.

– Значит, ты успел разочароваться раньше, чем она привезла тебя в дом.

Случайно опустив взгляд, замечаю, как крепко он стиснул поводья коня.

– Кто виноват, что вы все западаете на блёстки и мишуру? – Слова слетают с языка раньше, чем я понимаю, что произношу их вслух.

– Мы все? – с любопытством и злостью переспрашивает кожнар.

Пожимаю плечами: чего уж тут скрывать?

– Да, вы все – от кожнаров и росомах до самых утончённых мальчиков из лучших семей. Стоит вам увидеть блеск жемчужин в чьих-то волосах, и вы уже на небе. Не мы подчинили себе «сильных». Они сами подчиняются… нам.

– Ты считаешь нас дикими. Но даже мы умеем ценить красоту. И это ты ставишь мне в вину?

– Нет. Это ты ставишь в вину мне и моей сестре.

Разговор не оканчивается ничем, но у меня нет настроения его продолжать.

Ненавижу мужиков, которые залипают на мишуру, а потом в своих несчастьях винят нас!

Я не люблю мишуру. Я честно говорю, кто я и чего хочу. Поэтому у Аяны и всех, кто на неё похож, всегда было преимущество передо мной.

В конце концов, я люблю сестру, а он мой враг. Он попал в плен? Велика беда! Если бы не участвовал в набеге на наши деревни, то и жил бы себе в своих пустошах. Никому он не сдался здесь, на Жемчужном Берегу.

Вот уже четыреста лет, как эта земля принадлежит нам. Мы не пришли бы сюда, будь у нас выбор. Потому что здесь холодно, сухо, и воздух такой жёсткий, что мы умираем от одного только дыхания.

И все четыре сотни лет кожнары пытаются доказать нам, что эта земля принадлежит им, а мы должны умереть, лишь бы потешить их жажду славы. Потому что мы «слабые», а они презирают слабость.

Так нечего пенять, что наша «слабость» оказывается такой опасной! Что мы подчиняемся собственным законам, а не тем, которые установили они.

– Едем домой! – жёстко говорю я и поворачиваю коня. Посмотрим, сможет ли этот «сильный» меня догнать.

***

Заяр Зайн

Парк жемчужницы на самом деле неожиданно красив. Жаль, что я вижу его в первый раз. Хотя… Что бы это могло изменить?

Усмешка невольно появляется у меня на губах и я, стараясь не привлекать к себе внимания, оглядываюсь на жемучжницу, которая едет по правую руку от меня. Запала её хватило ненадолго – с четверть часа помучила коня и замедлила ход. Пожалела меня?

Горечь становится ещё сильней.

Никогда не позволял женщинам себя жалеть.

А теперь мне не из чего выбирать. От затылка до кончиков когтей завишу от неё.

Последняя присказка, промелькнув в голове, наводит меня на мысль.

О печатях жемчужниц толком ничего не известно, но если хозяйка моей печати мертва, не значит ли это, что и печать должна ослабеть?

Осторожно пробую выпустить когти, но нет. Тело тут же пронзает боль, и я от неожиданности едва не сваливаюсь с коня.