Его другая
Шрифт:
Глава 1
Оля
— Неужели это я?
Подруга трепетно рассматривает себя в зеркале, то и дело осторожно касаясь пальцами кончиков пышных накрашенных ресниц.
— Конечно, Мариам! Ты у меня красавица!
Улыбаюсь, складывая в косметичку подводку, тушь и прозрачный блеск для губ. Сама не могу оторвать от неё взгляда, довольная тем, что в результате получилось.
— Просто непривычно с подведенными глазами. Как думаешь, ему понравится? —
— Ты ему нравишься и без макияжа, Мари, — успокаиваю её. — А я просто подчеркнула твои и без того выразительные черты лица.
— Не подумает, что я выгляжу развратно? — испуганные глаза находят меня в отражении, а я только шире улыбаюсь.
Нашлась развратница. С её внешними данными можно было бы покорять модельный бизнес. Привлекательное невинное личико, длинные ноги и стройная фигура — она просто идеальна. Но несмотря на все свои достоинства, Мари самая правильная из всех моих знакомых, и самая послушная. Дело в её родителях и слишком консервативном воспитании. С такой семьёй, как у неё, сложно быть другой.
— Нет. Демьян знает, что ты и разврат это два противоположных слова, которые даже в одном предложении ставить вместе нельзя.
Я тяну за резинку, распуская её тяжёлые гладкие волосы и расправляю их пальцами.
— Всё, можно идти покорять.
Мариам встаёт, взволнованно одергивая подол бесформенной футболки, которую она носит дома при гостях, так как обтягивающие майки и топы ей строго запрещены.
Щеки красные, глаза блестят, выдавая волнение. Глупая моя.
Она безумно влюблена в лучшего друга её старшего брата, и хоть и твердит, что вместе им не быть, а все же очень хочет ему нравиться. И я её понимаю. Как никто, наверное.
Набравшись смелости, Мари направляется в сторону двери, в которую как раз в этот момент раздаётся стук.
— Мари, парни проголодались, может накроешь нам чего перекусить? — в дверном проёме показывается Давид, и теперь уже зачем-то одергиваю юбку я.
Нервно пробегаюсь ладонями по волосам, машинально приглаживая их.
Парню хватает всего мгновения, чтобы поймать в фокус лицо своей младшей сестры. Широкие брови сходятся к переносице, а взгляд становится более цепким.
Мы с ней синхронно замираем.
Сейчас начнётся…
Хоть я едва ли тронула её лицо косметикой, а все же не заметить изменений невозможно. Мари никогда прежде не красилась.
Давид резко шагает вперёд и берет сестру за подбородок.
Стискивает зубы, прежде, чем перевести давящий взгляд на меня.
— Это ты сделала? — выплевывает пренебрежительно.
— Да. Ей идёт, правда? — стараюсь сгладить ситуацию и мягко улыбаюсь.
— Не идёт, — отрезает Давид, — сестра, смой быстро эту грязь. Не хватало, чтобы тебя мать увидела. Она же тебя в порошок сотрёт.
Глаза подруги стремительно наполняются слезами, но я не даю ей испортить то, над чем мы так кропотливо трудились. Тяну её за руку на себя.
— Твоя мама придёт только
И осуществить свое заветное желание — показаться Демьяну. Этого я не договариваю, но она меня понимает и без слов.
Кивнув, быстро ретируется из спальни, боясь вероятно, чтобы рассерженный брат сам не пошёл смывать с неё косметику, и тем самым оставляя меня с ним наедине.
А вот это уже плохо…
— Ты что о себе возомнила? — гневно цедит он сквозь зубы.
— Так нельзя обращаться с людьми, как вы, Давид, — вскидываю подбородок, намеренно не демонстрируя как его тон на самом деле на меня действует. — Это твоя сестра. И ничего страшного я не сделала. Всего лишь подвела глаза подводкой и тушью.
— Мариам не красится. Эти привычки выставлять себя на показ оставь себе, — делает шаг в мою сторону, а я инстинктивно отступаю назад.
Комната довольно маленькая, а когда в ней находится Давид и вовсе дышать нечем становится.
— Я не выставляю себя напоказ!
— Да что ты? Губы свои постоянно красишь красным, чтобы заметили.
Чтобы ты заметил, дурак…
Давид шагает ещё ближе, а у меня неконтролируемо сбивается пульс, разгоняя кровь по венам.
— Вообще не понимаю, что Мариам в тебе нашла, — давит он, — Вы такие разные. Она домашняя девочка, а ты… ты же как стрекоза, Оля. То тут, то там.
— Это плохо? — упираюсь бедрами в стол, когда он максимально сокращает между нами расстояние.
В лёгкие уже токсинами проник его запах и травит меня, но я этого не показываю. Никогда не показываю, что Давид для меня значит больше, чем может показаться. Что его открытая беспричинная неприязнь ранит меня.
— А что хорошего? Живёшь без проблем. Своими крошечными мозгами не в состоянии подумать, что Мариам достанется из-за твоего желания сделать её похожей на тебя. Наша семья не такая как твоя, Оля. Это тебе позволено шляться вечерами непонятно где и с кем.
Обида вспышкой боли растекается в грудной клетке, и я со всей силы сжимаю кулаки.
— Я не шляюсь нигде.
— Ну да. А позовчера я не тебя видел около пивбара?
В горле ком собирается, а горечь обжигает язык. Да, я была там… Только пиво я терпеть не могу. Как и все пивбары в нашем городе. Могла бы, снесла их к чертовой матери.
Чувствую, как тяжело начинает в груди биться сердце.
— Молчишь? — выплевывает он, ступая ко мне вплотную и нависая тяжёлой тенью. А я закрыть нос пальцами хочу, чтобы не вдыхать его запах. Чтобы также ненавидеть, как и он меня. — Запомни, Оля, я слежу за тобой. Не смей втягивать Мариам в неприятности.
— То есть шататься по клубам и заводить сомнительные связи позволено только тебе? — не выдерживаю я.
Для Давида нормально часто с друзьями бывать в барах и уходить оттуда периодически с разными девушками. Одной постоянной у него нет. Зато шведский стол просто ломится от изобилия однодневок.