Его другая
Шрифт:
— Мама, я думаю, вы и сами справитесь. Оля — гостья в нашем доме. Не лучшая идея заставлять её готовить.
Резко перевожу глаза на Давида. Теперь уже изумленной выгляжу я.
Это впервые, когда он вступается за меня перед ней.
Глава 20.2
— Мама, я думаю, вы и сами справитесь. Оля — гостья в нашем доме. Не лучшая идея заставлять её готовить.
— Да мы-то справимся, потому что я Мариам учила готовить
От желчи, которой буквально пропитан женский голос, у меня внутри все в узел сворачивается.
Возвращаю внимание матери Мари, которая больше не стоит на пороге, а вошла внутрь зала и встала напротив меня. Выглядит так, будто точит когти и готовится наброситься. Сглатываю и вскидываю подбородок.
— Замуж я не собираю еще как минимум лет пять.
— Ну, это ещё не известно! Если забеременеешь, придется выйти.
— Мама! — окликает Давид.
— Ну, а что? Сам же знаешь, как у них здесь всё просто. Вот только кому нужна жена, которая не умеет готовить?
— Готовка — это не единственное, чем может похвастаться женщина, — стараюсь звучать не грубо, а просто уверенно, потому что я прекрасно понимаю, что я в гостях, но эмоции клокочут внутри все активнее и активнее.
— Ты так думаешь? — издевательски вскидывает бровь Лусинэ.
— Да. В первую очередь, женщина должна быть самодостаточной, и не зависеть от своего мужчины. Даже если он горячо любимый. В жизни нужно гнаться не за созданием семьи, а за тем, чтобы было комфортно. Чтобы иметь крышу над головой и быть в состоянии обеспечить себя самостоятельно.
— Ну, конечно. Первые годы, пока женщина привлекательная, она может быть самодостаточной. Делать вид, что справляется в жизни со всем сама и ей никто не нужен. Но приходит момент, когда мужчину удержать одной лишь постелью не получится. Первое и основное, чего он хочет — это вкусно поесть после трудового дня, и отдохнуть. Этот отдых тоже должна обеспечить жена.
— Максимум, что должна жена — это быть рядом и поддерживать. А поесть можно заказать и в ресторане. В крайнем случае, если, как Вы сказали, мужчина горячо любимый и это взаимно, он и сам может иногда побаловать свою женщину ужином.
— Наивная ты еще такая, — ехидно усмехается женщина, — мужчины зарабатывают деньги. А замуж берут домашних девочек, готовых строить семейный очаг. Вот, как Давид. Будь Ани другой, он бы не женился. А так — красивая, тихая, руки просто золотые, а готовит как — пальцы можно съесть. Ну и я уверена, что всё остальное у них тоже сложится, потому что сытому мужчине и физический голод утолять гораздо приятнее.
В груди боль растекается такая, как будто эти слова она не сказала, а вылила на меня их раскаленным металлом.
— Мама, хватит! — полный тихой ярости голос Давида отлетает от стен. Он рывком встает с дивана и парой шагов сокращает до неё расстояние, — Перестань читать морали! Оля не твоя дочь и не тебе её учить.
Лицо Лусинэ в удивлении вытягивается, а в глазах рождается гнев.
— Я говорю как есть, Давид. Что даже мы бы ни за что не выбрали Ани, не умей она готовить. Девочка должна знать, что приоритетно в жизни, а не строить себе неправильные предположения о том, что нужно быть самодостаточной.
Дышу тяжело и с трудом. Замолчите уже, просто замолчите!
— Что приоритетно для тебя, может быть на втором и даже на третьем месте для других. Ты не считаешь, что ведешь себя невежливо по отношению к подруге своей дочери?
— Давид, как ты разговариваешь со мной?
Вздрагиваю от тихой ярости в её голосе, и рывком встаю с кресла. Держаться удаётся всё сложнее. Лицо горит, в горле стоит ком, а всё тело жжет, как от огня.
— Знаете, я не разделю с вами ужин, хотя мне бы очень хотелось, потому что готовите Вы действительно вкусно. — смотрю прямо в сощуренные недовольные глаза, — И Мариам тоже. Она вообще во многом большая умничка, и я во многом ей завидую. Но не во всем, потому что в отличии от неё, я имею хотя бы какое-то право голоса.
Женское лицо перекашивается от злости. В этот момент как раз в зал входит Мариам, вероятно услышав наши пламенные речи.
— Что здесь происходит? — с тревогой всматривается в наши лица.
Лусинэ задирает подбородок, собираясь что-то сказать, но Давид обрывает её.
— Ничего, Мари. Проведи пожалуйста Олю.
Бросаю на него взгляд, но он смотрит только на мать. Тяжело, исподлобья, так, как раньше всегда смотрел на меня.
Разворачиваюсь и быстро направляюсь в коридор. Дрожь в теле такая, что обуться удается с трудом.
— Оль, ты как? — шепотом спрашивает Мариам, пока я одеваюсь.
— Нормально, — мотаю головой, избегая смотреть ей в глаза, — Прости. Ты меня пригласила, а я…
— Оля, перестань, — подходит ко мне вплотную, — это ты извини меня пожалуйста!
— Тебя-то за что?
— Мне стыдно за маму. Она всегда такая. Всех пытается чему-то научить. Но ничего нет плохого в том, что ты не умеешь готовить. Я тебя от этого люблю не меньше, слышишь?
В глазах собираются слезы, но я быстро моргаю, чтобы те не потекли из глаз.
— Я тоже тебя люблю!
Обнимаю спешно Мариам и вылетаю на улицу.
Не знаю, когда ещё смогу переступить порог этого дома. Стыдно так, что хочется провалиться сквозь землю. И не за слова свои стыдно, а за то, что всё это она вывалила на меня перед Давидом. Ещё и Ани эту вспомнила.
Быстро смахиваю выступившие слезы, пока бреду к остановке. Лучше бы этой Ани не было никогда!
Ненавижу её! Ненавижу!
Глава 21
Давид