Его единственная
Шрифт:
Крепс почувствовал, как больно кольнуло сердце, рикошетом зацепив душу.
«Стерва, — сжав зубы, подумал он о Юле. — Сама удрала и ребенка увезла. Остается гадать, куда делась?»
— Она могла и в Приморск податься, — сварливо заметил внутренний голос. — Почему именно Москва, Дима?
Еще можно было перед вылетом позвонить Кирсанову, попросить навести справки. Но, честно говоря, впервые в жизни Дима Блинников сердился на своего командира.
«Втянул меня в дурацкий водевиль! Тоже мне, сваха, — подумал он недовольно. — Пакет нужно передать Пашке…
И сколько ни бился Крепс, никак не мог уяснить, какую цель преследовала Юля.
«Наверняка попросила генеральшу помочь встретиться. Вот только зачем? Думала, что я ничего не узнаю? Обычно такие планчики сыплются на мелочах. Кто же знал, что там, в Бордо, ошивается Ган. Краб ему в печень! — довольно усмехнулся Крепс, прислушиваясь. Объявили посадку.
А проходя контроль, отчетливо вспомнил, как тянул на себе раненого Севу Гаранина. Не оставил подыхать между сопок. Да еще и первую помощь оказал и тем самым спас ему жизнь. Вот тут Юлька и прогорела со своими погонями и наемниками.
«А я, дурак, поверил, — скривился Блинников, входя в салон самолета. Аккуратно разместил чувал с раками на багажной полке и, усевшись в кресло, позвонил своему водителю.
Всю дорогу он пытался отогнать от себя странные сомнения. Чуйка вопила, надрываясь, «все не так, как тебе кажется!», но мозги упрямо гнули свое.
«Да клубись оно все конем, — раздраженно отмахнулся от навязчивых мыслей Блинников и решил отложить на время раздумья. — В одном Бессараб прав, нужно навести справки. Собрать побольше информации о Юле и ее муженьке. Попытаться сложить дважды два и получить хотя бы пять или три, — подумал он устало. И как только самолет приземлился во Внуково, решил не тратить время и ехать сразу в Секиру.
Домой он вернулся поздно вечером и, войдя в темную квартиру, понял, что Алена еще не вернулась. Сняв ботинки, лениво прошелся по всем комнатам, заглянул в кухню. И внезапно осознал, что за время его отсутствия ничего не изменилось. Все так же стояли немытые тарелки в раковине, две чашки. Его огромная и Аленкина маленькая. В темноте спальни зияла белым пятном неубранная кровать.
— Ты где? — рыкнул он в трубку, как только Алена ответила. — Я вернулся, тебя нет дома.
— Я ушла от тебя, — тихо, но твердо проговорила она. — Я все знаю, Дима. Про ребенка твоего и женщину любимую…
— Что за бред? — пробурчал Блинников. — Откуда? Что ты плетешь, Алена?
— Макраме, — слабо вздохнула она. — Мне звонила твоя мама и все рассказала.
— Это бред, — эхом повторил Крепс. — Возвращайся, давай поговорим. Скажи, где тебя забрать, и я приеду.
— Нет, Дима, — отрезала Алена. — Мне было очень хорошо с тобой, и я так старалась тебе понравиться. Но так ни разу и не услышала даже слова любви. Ты все принимаешь как должное. Мою любовь и заботу.
— Алена… — попытался остановить ее Крепс.
— Подожди, Дима, — цыкнула она. — Спасибо тебе, что не лгал. Не обещал золотые горы. Только вот про задание наврал, правда? Я звонила Бердянкиной, уточнила. Она сказала,
— Да я ни разу, Алена! — заорал Крепс. — Меня Кирсанов попросил съездить. Мы случайно встретились… Где ты? Я сейчас приеду, и мы поговорим. Ребенок есть, я не отрицаю. Но я не собираюсь жениться на его матери. И вступать в отцовство не планирую.
— Почему? — устало поинтересовалась Алена. — Я думала, что вопрос решенный…
— Ты думала! — заорал он. — А у меня спросить? Поговорить со мной?
— Хорошо, — с тяжким вздохом протянула она. — Ответь мне на единственный вопрос. Ты меня любишь?
Конечно, нужно было с придыханием ответить «да!». Рассказать о своих великих чувствах, но Крепс молчал, будто ему в рот налили гипса, и он там затвердел, сковывая язык и застывая в горле твердым комом.
— Прощай, — в сердцах бросила Алена и отключилась. И сколько бы потом ни набирал ее Блинников, протяжные гудки сразу обрывались.
«Добро пожаловать в черный список, Дмитрий Николаевич, — самому себе с ехидцей сообщил он. Стащив куртку, бросил ее на стул и, зайдя в опустевшую кухню, принялся рыться в холодильнике. Нашел в морозилке какие-то самодельные сосиски и, поставив их вариться, позвонил матери.
— Расскажи мне, — потерев переносицу, устало попросил он. — Что ты наговорила Алене? И до каких пор будешь лезть в мою личную жизнь? Кто дал тебе право решать за меня?
— Ты все-таки балбес, Дима, — с горьким сожалением в голосе заметила мать. — И, скорее всего, упустил ту женщину и ребенка. А я так хотела…
— Да какое твое дело? — перебив, вспылил Крепс. — Не лезь ко мне! Прошу тебя! Завтра поеду за Аленой, через месяц женюсь на ней. Привыкай, мама! — заявил решительно и даже сам себе не поверил.
— Алена в Омске, — усмехнулась мать. — Уехала к брату, но Медея говорит, что у нее там первый муж живет…
— Она не была замужем. Я проверял, — выдохнул он, пытаясь сдержаться.
— Я ж и говорю, что балбес, — недовольно хмыкнула мать. — Что ты мог проверить, Дима? — добавила жалостливо. — Люди вон годами живут и не расписываются. Проверил он… А теперь слушай меня внимательно. Медея — очень сильная прорицательница, но она иногда не то видит…
— Прекрасная характеристика, — фыркнул Крепс, доставая из кухонного шкафчика рыбные консервы, банку горошка и баллон с помидорами, присланный матерью перед Новым годом.
— В основном она считывает информацию полностью, но может увидеть какую-то ситуацию, которая произойдет в ближайшее время, но напрямую не коснется.
— Ну, и зачем мне эти сакральные знания? — пробурчал Блинников, потянувшись к шкафчику, где у Алены хранилось спиртное. Достал бутылку водки и маленькую стопку на ножке. Налил себе полную. Но во время разговора с матерью пить не решился.