Его Лесничество
Шрифт:
Поэтому собрав достаточные сведения, он побежал домой поделиться известием с родными.
Открыв дверь квартиры, он притаился в коридоре. Из родительской комнаты доносился смех. Слышался голос Рома, который рассказывал родителям что-то неимоверно смешное. Потому что всякий раз, когда он брал паузу, родители начинали хохотать. Особенно, если папа успевал вставить веселый комментарий.
Джи улыбнулся. Пусть он и чувствовал себя немного оторванным, зато с болезнью Рома всё остальное возвращалось к норме. С ним или без него
Он открыл дверь, и три
Зато глаза Рома вспыхнули ярче яркого при виде старшего брата.
– Ты из города? – спросил он с придыханием.
Словно Город – это название их маленького города.
Джи всю дорогу до дома представлял, как ошарашит семейство столь важным посланием. Как они заахают и заохают, а мать обнимет Рома и станет целовать в обросшую голову. Отец примется кружить по комнате, иногда садиться за рабочий стол и что-то наспех чертить, записывать в блокнотах, кумекать. А Джи так и застынет в дверях. Покачает головой из угла в угол комнаты и скажет что-то многозначительное из мира взрослых, вроде мы из этого выпутаемся, или не все еще потеряно.
Но вместо стройного рассказа из него градом посыпались отдельные сведения:
– Пленные. Много. Встречали всем городом. Был комендант и куча офицеров.
Отец вскочил с кровати.
Вот оно
Но минуя бесцельные хождения по комнате, отец нахмурился и произнес:
– Вот так так. Началось.
Мать посмотрела на Джи. С таким видом, словно не очень-то и поверила его россказням. А на отца – так и вовсе разозлилась.
– Что началось? – спросила она с раздражением.
Семейная идиллия выветрилась из комнаты. Стоило Джи открыть дверь, как она вся вышла, и семья снова распалась на отдельные кадры. Он размотал их короткую фотопленку и рассматривал в свете окна.
– А ты разве не видишь? – завёлся отец. – Конец всему. Конец разговорам.
– Не пори горячку, – отвечала мать, вкладывая в голос максимум спокойствия. – Давай-ка не будем раньше времени
Отец не слушал. Глаза округлились, хотели разглядеть чуть больше, чем на самом деле вмещает картинка.
– Бессмысленно. Просидел дома просто так. И к чему?
Потом вдруг взглянул на старшего сына.
– Куинджи, – почему-то обратился к нему полным именем, – комендант что-нибудь говорил? Как мы будем защищать город?
Мать шагнула вперед и встала между сыном и мужем, перекрывая обоим линию обзора.
– Не смей отвечать! – зашипела она на Джи.
Потом повернулась к мужу:
– Никаких мы. У тебя бронь, ты нужен городу.
– Ты не понимаешь, – возразил отец.
Прозвучало невыразительно.
Мать, которая десятки раз это уже слышала, зарыдала.
– И не хочу понимать, – выдавила она, отвернувшись. – Там есть, кому решать. Обойдутся и без нас.
Мать посмотрела на Джи, словно он и был комендантом города.
Это был страшный взгляд. Она подошла на волосок к тому, чтобы обвинить. Но сдержала себя и только разрыдалась.
Казавшаяся секунды назад такой сильной, красивой, теперь она походила на расписную шаль, скользнувшую с плеч. Вот-вот скомкается и растопчется на полу.
Куинджи инстинктивно сделал шаг вперед, но отец его опередил и сам подхватил её. Придерживая и прижимая к груди голову матери, свободной рукой он замахал сыновьям. Без звука показывая губами слоги, велел: и-ди-те.
Его взгляд показался сочувствующим. Давал понять, что мы из этого выпутаемся, что не всё ещё потеряно.
Когда сыновья протискивались друг за дружкой в двери, мать всё причитала:
– Там есть, кому решать. Обойдутся и без нас.
Обойдутся и без нас
#2
Куинджи бежал со всех ног.
Им овладело желание отыграть разговор назад. Доказать своим, что он ошибся и всё неправильно понял.
Когда ноги привели его к центральной площади, Куинджи на мгновение решил, что оказался в чужом городе. Настолько неузнаваемым было место.
Посередине, как и раньше, стоял памятник, накрытый просаленным брезентом.
На автомобильном кругу – как раз вокруг него – царило небывалое оживление. Дорога сюда и бежала-то, чтобы добросить до городского вокзала, забрать прибывающих и унести назад в город. Но даже когда поезда еще ходили, такого человеческого наплыва вокзальные стены не видели.
А кроме людей, пять мрачных конструкций заслоняли вид фасада с белоснежными когда-то колоннами и массивными дверьми главного подъезда.
Металлические клети из сваренных секций ограды. Возле четырех уже выстроились в колонну пленные. Звучали голоса охранки, спешно разбивающие пленных на отряды. А на пятом, как рехнувшиеся пауки, расселись по углам сварщики и довершали монтаж.
Тротуар же на время стал зрительным залом. Площадь превратилась в цирковую арену – в этом безошибочный детский глаз не усомнился. Тротуар отделили заграждением, хмурые замерзшие солдаты стояли с автоматами на перевес. Легконогие мальчишки занимали лучшие места и гроздьями свисали с оград. А подоспевшие следом родители препирались с дежурным офицером, сверявшим пропуска. Люди расходились вокруг площади. Слышались радостные окрики и приглашения на занятые для своих места.
До города докатилась ярмарка. Чудовищный праздничный балаган.
#3
Измученные пленники получили возможность присесть. Выбирая между холодом и усталостью, люди давали роздых ногам.
Зачарованный их видом, Куинджи пошел вдоль клеток. Пока не оказался у ворот четвертой, – на удивление пустынной. Её жители облепили заднюю стенку, а у калитки вразнобой торчали совсем потерянные лица, смирившиеся с холодом, усталостью и железными прутьями.
Заинтересованный, Джи решился обойти клеть кругом. И у подножия памятника увидел причину столь странного распределения мест.