Его личная звезда. Дилогия
Шрифт:
– Думал, не спросишь, - губы мужчины скривила усмешка.
– Ты же Ирида. Его женщина. Не разочаровывай нас, девочка.
– Как понимать ваши слова?
– они ей категорически не понравились. Складывалось впечатление, что в окружении Славинского здесь, на Латунии, все знали о ней. И о том, что они с ним будут вместе.
– Богдан придет домой или сегодня ночью, или завтра. Ему необходимо время на восстановление.
По отстраненному выражению на лице латунца Ирида догадалась, что более четкого ответа не получит. Проклятье, да что же за люди такие! Неужели сложно просто объяснить?
Пришлось
– Домой?
– Да. Я отвезу тебя к нему домой. И это… - тут в глазах латунца промелькнуло выражение, схожее с симпатией.
– Никому не открывай дверь. Никому.
***
Дом Богдана оказался большим одноэтажным коттеджем с панорамными окнами и широкой дверью с тонированными стеклами. К деревянной лестнице вела подъездная дорога из брусчатки.
Латунец приземлился рядом с крыльцом и глухо сказал:
– Сиди в сигле, пока я не открою дверь. Потом бегом в дом. И не выходи из него без Богдана. Надеюсь, ты умная девочка, и не наделаешь глупостей.
Очень захотелось его послать. Подальше и надолго.
Ирида сжала губы и промолчала.
Сигл – значит, так назывались у латунцев транспортные средства. Ирида отметила для себя, что надо запомнить, пригодится.
Что ей очень не нравилось, так то, что латунец запретил ей выходить из дома. Сделал он это однозначно не из прихоти. И отчего-то не велел никому открывать дверь. Что за блажь такая? Кто может постучаться к ней, пока не будет Богдана?
Стало жутко.
Напрягало полное отсутствие информации о планете. Кто здесь обитает помимо людей? Отчего прорастают вокруг настоящие джунгли и не таятся ли в них смертельные хищники? Мало ли какие звери обитают на Латунии. Ирида частенько посещала криозоопарк, и от представителей некоторых видов животных, привезенных с других планет, ее бросало в дрожь.
Ирида поступила так, как ей настойчиво рекомендовал латунец. Как только он распахнул дверь, она быстро вышла из сигла и едва ли не бегом достигла дома, после чего за ней с шумом закрыли дверь.
Вот как, значит...
Ничего не понимая, но полная решимости разобраться, Ирида развязала платок и кинула его на кожаный диван, стоящий в гостиной. Дом Богдана на первый взгляд ей понравился. Гостиная была выполненная в темных серо-коричневых тонах и не смотрелась мрачно. Красивые резные двери, ведущие в другие комнаты, тоже нашли отклик в душе Ириды. Быстро определив, где находится кухня, Ирида прошла в неё. И снова царство современной техники и мужского лаконизма - встроенный в стену гарнитур со шкафами, панель которых имела глянцевую поверхность. На одной из них было что-то написано на незнакомом Ириде языке. Интересно. Обеденная зона представляла собой большой черный стол и шесть стульев. На столе стояла высокая ваза с цветами. Кто-то приходил в дом и ухаживал за цветами или они были искусственными, но так мастерски сотворены, что невозможно было отличить их от оригинала? Ирида не удержалась и понюхала их. Приятный запах.
Отчего-то вспомнились подаренные гладии. Жаль, что она их больше не увидит.
Каково же было удивление Ириды, когда в спальне, выполненной в бело-сиреневатых тонах, она обнаружила и свой букет из гладий, и свою одежду. То есть кто-то их забрал с лайнера Богдана. Довольная, что хотя бы у неё будет
Проснулась Ирида резко, даже не понимая до конца, что произошло. Её точно выдернули из сна. Нахмурившись, она попыталась понять, что произошло и тут... Дверь! Она хлопнула. И именно этот хлопок заставил её проснуться.
Вскочив с кровати, Ирида выбежала в коридор. И обомлела, когда увидела Богдана, стоящего посреди гостиной с встревоженным лицом. Его взгляд блуждал по комнате, ноздри трепетали, словно он пытался распознать чей-то запах.
Её?
– Богдан!
– то ли простонала, то ли выкрикнула Ирида и снова сорвалась с места, не в силах сдержать порывистости.
Как же она была рада его видеть! Здорового! Самостоятельно стоящего на ногах! С разумными глазами. Её сердце сделало отчаянный кульбит, задохнувшись от нахлынувших чувств, грозящих потопить её в своей стихийности.
Богдан замер, увидев Ириду, бежавшую к нему. Его глаза потемнели, губы плотно сжались, из груди с придыханием вырвался воздух.
Ирида не добежала до Богдана меньше метра. Остановилась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы облегчения.
– Что же ты остановилась, звезда?
– глухо спросил Богдан, не отрывая от неё взгляда. Выглядел он хорошо - цвет лица посвежел, пропали кровавые трещины на губах, синюшные вены на лбу.
Перед ней стоял прежний Богдан Славинский.
Ирида не знала, что сказать. Она больше не отвечала за себя...
И всё же она сделала ещё несколько порывистых шагов к эшелонцу, и когда его крепкие руки с силой, не щадя её хрупких косточек, сжали её тело, она задохнулась не от боли, а от радости. Прикрыв глаза, отчаянно сдерживая слезы, она уткнулась лицом ему в грудь, и с удовлетворением отметила, что его сердце бьется значительно чаще положенного. Значит, спокойствие Богдана напускное… Значит, и он испытывает эмоции, что разрывают его изнутри...
– Звезда, - как-то отчаянно, надрывно простонал Богдан и оторвал её от себя.
Лишь для того, чтобы в следующую секунду впиться в её губы жадным, не терпящим отказа поцелуем.
Ирида и не собиралась сопротивляться.
Не собиралась отталкивать.
Наоборот.
Её руки потянулись к футболке Богдана, которая была лишней. Определенно лишней. Вот совсем.
Ириде жизненно необходимо было дотронуться до кожи Богдана, почувствовать её теплоту, ощутить стальные мышцы под своей ладонью. Пока его губы то ли ласкали, то ли трепетно терзали её, стремясь испить их сладость до дна, Ирида жаждала получить Богдана. Всего.
Она даже не удивилась, когда почувствовала, как грудь изнутри сдавило, как кровь быстрее побежала по венам, как внизу живота появилась жаркая тяжесть, а между ног стало влажно. В Ириду точно вплеснули добрую долю афродизиака. Она сама - сама!
– вжималась в тело Богдана, стремясь как можно плотнее прижаться к нему, слиться с ним. Её больше не смущали ни его комплекция, ни его сила. Её безумно, до одури нравилось чувствовать его всего. Ирида не закрывала глаз, поэтому заметила, как легкое удивление промелькнуло на лице Богдана. Промелькнуло, чтобы тотчас смениться голодной страсть. Поцелуй изменился, стал более глубоким, требовательным, жадным.