Его-Моя биография Великого Футуриста
Шрифт:
И тут — долина, и тут не то.
Значит есть роковая ошибка — трагедия.
Книга — как ее читают и понимают читатели — для Поэта — смерть, ничто, проклятье
Мои мама и папа
Рожденье
Я родился 1884 в 5-й день Апреля — в центре Урала — в 35 верстах от Теплой горы в поселке Боровское, на золотых приисках.
Дед Филипп Каменский (по отцу) был врачом в Перми, имел сыновей: Петра, Василья, Александра, Николая.
Дед Гавриил
Сын Филиппа Василий 1878 женился на дочери Гавриила Евстолии.
Молодые супруги Каменские — Василий с Евстолией уехали въ Теплую гору, на Урале.
Василий Филипповичъ получил место на золотых приисках Шувалова — управителя.
Устроились жить въ промысловом поселке Боровское на готовой квартире.
1880 родилась дочь Мария.
1884 — сын Василий — я.
1886 — сын Григорий.
Мать была красивая женщина: с большими вьющимися светлыми волосами, голубоглазая, стройная, женственная, кроткая.
Ей нравилось пышно модно одеться в шелковое платье с длинным шлейфом.
В пермской гимназии она училась первой, сильно выделяясь способностью рисовать.
Она прекрасно пела русские грустинные песни.
И я помню ее трехлетним, когда она больная-чахоточная лежала на кровати и пела:
Отворите окно отворите Мне недолго осталося жить. Хоть теперь на свободу пустите — Немешайте страдать и любить.Весной ей так хотелось солнечного лесного воздуха, а окно так и неоткрыли.
Я помню много людей: мама умерла 1887.
Энергичный, жизнерадостный, интересный, остроумный отец нестерпимо затосковал по любимой подруге, ушедшей на веки.
Страстный охотник он редко стал ходить на охоту.
Помню: он тихо но долго шагает по комнатам и все что то думает.
Осенью сестренку Марусю отправили в. Пермь учиться, а перед тем помню такое: стал я с ней играть на нарошечных картонных весах — спелую клюкву весить. — Маруся выбрала самую большую клюквину, насквозь проткнула ее тремя булавками и предложила мне проглотить — на счастье.
Я взял да и проглотил.
А потом мне было скверно, но я молчал по совету сестренки.
Еще помню: отец пришел с охоты, принес рябчиков и на другой день за обедом меня заботливо угощал рябчиками и спрашивал — где мама.
У меня сохранилось единственное письмо отца 1887 и вот несколько строк:
— Я больше неупотребляю лекарств, только изредка пью жир да и то как-то все забываю, теперь думаю пить молоко с коньяком — это мне советует наш промысловый доктор.
У отца развилась аневризма — расширенье артерии.
Осенью 1889 отец скончался.
Опять помню: было много дома народу, мне сказали, что отец крепко спит и надо разбудить его к чаю.
Я долго будил его, хлестая рубахой.
Он невставал с тех пор.
Дядя Костя увез меня в Пермь.
Меня взяли на воспитанье Трущовы: тетка Александра (родная сестра матери) и ее муж Григорий Семенович, который управлял крупным буксирным пароходством Любимова (оно есть и ныне) в Перми.
Семья Трущовых жила на готовой квартире — особняке, около пристани на берегу Камы — в пол-горе.
Это был двухэтажный деревянный дом, а кругом дома огромное место — угор с редкими елками, пихтами, тополями, огородом, конюшнями, сараями и дивным Ключом, бьющим из горы в чан — избушку.
Верхний этаж дома занимали Трущовы, внизу жили матросы, кучер, садовник Никитичи матерьяль-ный.
На эту пристань, в дом к Трущовым меня и привезли на жизнь дальше.
Сестренка Маруся, начавшая учиться осталась у тети
Братика Гришу взял дядя — Петръ Филиппович Каменский — брат отца.
Жизнь Васи началась:
На пристани на Каме
С золотых приисков уральских гор Кочконара и Теплой — на берег Камы, к пароходам — это был Васин первый перелет, полный острого впечатленья и жуткой неизведанности.
К тому же новая семья — и все смутно.
Ребята: Саня, Соня, Алеша, Петя.
У тети Саши кто то рождается еще и умирает.
Дядя Гриша — строгий, никогда несмеется, неиграет с детьми, за столом шалить невелит и матросы его боятся, он всеми распоряжается, его страшно слушать.
Вася — Алеша целые дни болтаются по угору, — если лето — пускают змейки, сами клеют, стружат ножами дранки, бегают к ключу — там около чана ящик-садок с рыбой: стерляди, язи, налимы — живые, плавают.
Или торчат у матросов внизу — разглядывают их, слушают: там целые чудеса разсказызаются.
Матросы что нибудь им устраивают, забавляют, балуют.
Я — Вася — в солнцерадостном детстве
Внизу еще жил Никитич Черемный он и делал иконы Носил огурцы из парника Нам и кормил птичек У коровьяго загона. Все ладно — Только нас нетронь. Да нетронь пожалуйста Нисколичко — мы тоже голуби А-гурль-а-гурль.