Его моя малышка
Шрифт:
– Давай обе, Валера, – переобулась Марина в свои «калоши» под его неодобрительную гримасу. – По нашим этажам на каблуках не набегаешься, – пояснила своё решение сменить острые каблучки на привычную обувь.
– А с другой стороны, – задумчиво склонил он голову. – Стиль спорт-глам вам идёт.
– Это стиль «скороход», – улыбнулась Марина. И первый раз уехала в рабочее время не в банк, налоговую или администрацию, а в салон.
Оказалось, это даже приятно – наводить красоту. Хотя с непривычки Марина нервничала, стеснялась и никак не могла расслабиться. От аппарата лимфодренажа вздрагивала. Лёжа на обёртывании, всё смотрела на часы, боясь пропустить
Только в её новой идеальной сумочке, кроме телефона, пудры, влажных салфеток и визиток, лежал и скромный пакетик для забора материала на анализ ДНК. Получится не получится, а Марине кроме себя надеяться было не на кого.
Глава 13. Роман
– Да нет у банков никаких проблем с частными инвесторами, – устав объяснять прописные истины, недовольно мотнул он головой, мельком глянув на дверь. – Краундлендинг едва начал набирать… – «Твою мать, вот это женщина!» – запоздало щёлкнуло в мозгу. И не закончив фразу, Роман резко развернулся.
Движимый любопытством кто эта незнакомка, он даже не счёл нужным извиниться, когда, прервав на полуслове разговор, пошёл навстречу гостье. И замер в нескольких шагах от неё, узнавая и не узнавая.
Его мозг финансиста мог молниеносно совершать десятки математических действий, но сейчас подать сигнал совершить одно простое физическое: открыть рот и поздороваться, не мог. Завис.
И нет, не метаморфозы, что произошли с внешним обликом Марины Скворцовой так поразили его. Это он видел тысячу раз как туда, так и обратно. Засыпает рядом с тобой красавица, а просыпается прыщавое пучеглазое чудовище, слепо шарящее по тумбочке в поисках очков. Или наоборот, скромница в бабушкиных роговых очках вдруг преображается в распутную нимфу.
Он поздно женился. Он никогда не был монахом. Он видел многое. Он испытал почти всё. Кроме этого.
Околдованный какой-то неведомой силой, не мог отвести от неё взгляд. И что-то ныло, скулило, скребло за грудиной острыми когтями.
– Марина?! – тщательно моргнул он, надеясь, что этот морок спадёт. – Простите, Марина Вячеславна.
– Можно просто Марина, – взяла она с подноса, любезно протянутым официантом, бокал с шампанским. – С днём рождения дочери вас, Роман Евгеньевич!
– А! Да! Спасибо! – замотал он головой, вспоминая, по какому поводу здесь все эти люди и приходя в себя. – Тогда можно просто Роман. Очень рад, что вы приехали.
– А где именинница?
– С женой. Там. В зале, где все дети. Кстати, – дёрнул он рукой, освобождая из рукава часы, – представление вот-вот начнётся. Я же правильно понял, что вы участвуете?
– Иначе я бы не приехала.
– Я сегодня ужасно рассеян, – вернул он свой бокал, едва сделав глоток. – Вся эта суета. Подготовка. Нервы.
– Не любите праздники?
– А вы? – показал он рукой направление и придержал дверь.
– Терпеть не могу, – улыбнулась
– Да, семейное, – напомнил он скорее себе. – Моя жена обожает всё это. Приёмы, гости, вечеринки.
И едва сдержался, чтобы не скривиться, идя рядом с Мариной.
Сегодня Лиза не пила. И Роман ожидал, что она будет радостной, ведь она так мечтала об этом празднестве. Но в который раз убедился, что от этой женщины он больше не знает, чего ожидать.
Сначала она отказалась вставать и провалялась в постели до обеда. Он сам кормил Диану, ведь ни одна из нянь, что приходили на собеседование, Лизе не понравилась. Сам отдавал распоряжения посыльным, поварам, официантам, рабочим, второй день устанавливающим во дворе нечто похожее на купол бродячего цирка или просто павильон с эстрадой – всей этой ораве галдящих, орущих, пачкающих грязными сапогами полы и праздно шатающихся по его дому людей.
Потом Лиза поднялась, но вместо того, чтобы взять на себя руководство всем этим затеяным ей безобразием, час принимала ванну, а потом обложилась баночками, тюбиками и коробочками чёрт знает с чем и отдала себя в руки своего стилиста – наводить красоту.
Вместе с этим кривляющимся недомужиком приехали и нерадивые организаторы, которых оказывается было даже двое. И дать волю своей буйной фантазии, подкреплённой согласием Лизы, этим двум непризнанным гениям таланта хватило, а вот организовать всё как следует – явно нет. И они лично хватались то привязывать шары, то считать тарелки, вместо того, чтобы чётко и внятно давать указания кто и что в данный момент времени должен делать.
Пришлось вручить дочь безотказной Лидии Васильевне, которая одна помогала им по хозяйству в городской квартире, вместо армии слуг, что приходилось содержать в доме, да ещё время от времени сидела с Дианкой, и взять организацию на себя.
В этом огромном загородном доме они жили время от времени и в основном летом – слишком уж было жалко Роману столько времени тратить на дорогу, а когда выпадал снег, так и просто вставала проблема выбраться. Но ради праздника в этом году они уже переехали плюс наняли сотню человек для его проведения дополнительно. Эта толпа доводила Гомельского до исступления.
В итоге рассвирепевший, он выволок жену в халате и чуть ли не за свежеуложенные волосы в зал, где должно было состояться представление для детей и заставил заканчивать подготовку там. Хоть собственными руками.
– Мне плевать успеют на улице доделать сцену или нет, – орал он в пустом зале и грозное эхо усиливало его голос. – Будут твои артисты или нет. Прилетят ВИП-гости или задержатся. Но у детей праздник будет!
Он хлопнул дверью, бросив в зале притихшую жену, и оказался нос к носу с тёщей.
И в том, что она взвалит на себя обязанности хозяйки вместо нерадивой дочери, Роман даже не усомнился. Впрочем, ему и правда было плевать. Он смертельно устал. Он с утра до обеда словно полжизни прожил и был не уверен, что доживёт до вечера.
Одев Дианку, Роман пошёл с ней гулять по большому ухоженному парку у дома.
Тихий парк встретил их мягко греющим солнцем, запахом прелой листвы, строгими чёрными силуэтами деревьев и нарядным белым камнем клумб, фонтанов и дорожек.
Вдвоём с Дианкой они кормили проснувшихся рыбок в пруду. Кидали хлебные крошки стайке воробьёв. Гоняли сорок, что пугали радостно чирикающих птичек. Насобирали шишек под старой сосной и сбивали ими другие шишки, разложенные на краю большого декоративного вазона.