Его огонь горит для меня. Том 2
Шрифт:
— А как же гости? Если им нужно на несколько свадеб одновременно?
— Свадьба — это большой праздник, поэтому их стараются праздновать вместе, приглашая как можно больше людей.
— А подарки?
— Подарки могут делать боги. Но только один раз, — я невольно тронула пальцами серёжки, подаренные богиней.
— То есть у нас подарков не будет?
— Обычно такими вещами занимается богиня Жизни, она же богиня Плодородия и Любви. Тебе она ничего не дарила?
— Нет вроде бы.
— Ну тогда и переживать не о чем.
— Я всё-таки не могу понять, почему у вас есть боги, они приходят на зов, забирают жертвы, дарят подарки, но им никто не поклоняется. Это странно.
— И чего в этом странного? Есть и есть. Солнце восходит каждый день по утрам, благодаря ему возможна жизнь, но никто не думает ему поклоняться. Какой смысл поклоняться чему-то, что составляет часть мира? И как тогда выбрать то, чему поклоняться не стоит? Стоит ли благодарить море за его дары, магию за её плоды, воздух за возможность дышать? Боги — всего лишь часть мира, такая же, как и всё остальное. И от них лучше держаться подальше, поверь мне на слово.
— А в нашем мире люди поклонялись и солнцу, и морю… А богам поклоняются до сих пор.
— Странный у вас мир, конечно, — дипломатично хмыкнул он.
Задумавшись, я вернулась мыслями обратно к тому, о чём хотела спросить.
— А до свадьбы нам нельзя? — я старалась выглядеть расслабленно-равнодушной, но всё равно покраснела и смутилась.
— Нет, ягодка моя, императрица должна быть невинной, иначе ритуал не сможет быть завершён. Так что да, придётся подождать. Но не расстраивайся, — нашёптывал он мне на ухо самым бесстыдным образом, — я найду чем тебя порадовать.
В качестве подтверждения своих намерений меня радовать Ринар легонько прикусил мой сосок, пустив по моему телу разряд удовольствия и волну мурашек.
— Ты обещал не приставать!
— Вчера обещал, вчера не приставал, — отрезал он.
— Обещай не приставать в этом месяце.
— Могу пообещать не приставать сегодня.
— Два месяца!
— Неделя.
— Три месяца.
— Ты неправильно торгуешься, ты в курсе? Хорошо, я согласен на месяц, не больше.
Пришлось соглашаться. Кажется, я продешевила, но момент уже был упущен.
— Тогда слезь с меня!
— Да я к тебе даже не прикасаюсь! — он приподнялся на локтях, и между нами действительно была пара несчастных сантиметров пространства.
— Нас ждут, иди одевайся.
— Ты ещё не доела.
— Я могу доесть сама!
— Спорное утверждение. Кроме того, я должен проследить, чтобы ты не поперхнулась. И чтобы еду никто не отобрал.
— Тут только ты!
— Ну так я прослежу, чтобы я не отобрал.
Рассмеявшись, я пихнула его в плечо и занялась завтраком вплотную, иногда бросая на него косые взгляды. Он же по-военному быстро собирался, останавливаясь только для того, чтобы выхватить губами у меня из пальцев какой-нибудь особенно аппетитный кусочек. Я сопротивлялась как могла, но малая весовая категория не позволила отстоять ни толстенький бутерброд с солёной рыбкой, ни три сырных канапе с кусочком какого-то экзотичного фрукта, ни половинку сдобной булочки с повидлом.
— Так, амбидекстр, ну-ка прекращай! — возмутилась я.
— Это я ещё следил, чтобы у тебя еду не воровали. Без меня вообще осталась бы голодная. Но никакой благодарности, — притворно возмутился он.
— Вот твоя благодарность!
Я с размаху всунула ему в рот очередную булочку с повидлом так, чтобы сладкая начинка размазалась по лицу.
— Покушение на императора! — с грозным перемазанным джемом лицом он настиг меня на другом конце кровати и коварными щекотливыми методами вынудил слизать всё повидло, доесть булочку и молить о пощаде. Ещё какое-то время мы самозабвенно целовались, и если бы не Ринар, то я бы из постели точно не вылезла.
Платье сегодня у меня получилось невероятно фривольным и обтягивающим, с открытыми плечами и узкой юбкой, расклешённой от колена. Переизбыток сил дурно сказывался на Ованесе, поэтому цвет получился ярким и вызывающе алым. Колечко на пальце тоже довольно сияло. Видимо, не я одна ночью присасывалась к чужому резерву.
Ринар пытался просить меня переодеться, но я язвительно заметила, что других платьев мне не предоставили, что заставило императора смутиться и даже, возможно, устыдиться. Но это не точно. До сих пор сомневаюсь, есть ли у него вообще стыд и совесть, или всё сгорело в магическом огне.
Глава 6
Выходя из комнаты, я впервые поймала себя на том, что вот сейчас — в эту секунду я абсолютно и безоговорочно счастлива. Мне было так здорово, что я натуральным образом светилась, по крайней мере локоны, падающие на плечи, мерцали мягким свечным светом, а улыбка рвалась из глубины души и намертво прилипала к зацелованным губам. Мне хотелось кричать и петь от счастья, танцевать, а ещё никогда и ни за что не выпускать Ринара из поля зрения, а лучше даже из рук.
Его Величество шёл рядом и тоже искрился радостью, то ли его так пробрало с моих эмоций, то ли сам по себе он был доволен, но скроить суровую физиономию у него тоже никак не получалось, а вся гамма выражений лица, которая сопровождала эти попытки, только добавляла мне весёлости.
В итоге к дверям покоев Янины и её семьи мы подошли улыбающиеся, счастливые и держащиеся за руки, как влюблённые подростки. Остановившись перед дверью, Ринар ещё раз притянул меня к себе, целуя, и в этот момент дверь перед нами распахнулась.
Стоящий на пороге Шаритон выглядел не выспавшимся и каким-то посеревшим. Обдав его радостной улыбкой, я уже хотела продекламировать что-то жизнеутверждающее, но окатив нас холодным взглядом, старый маг сказал два слова, которых оказалось достаточно, чтобы стереть с наших лиц любые признаки веселья.
— Мальчик умирает.
Ринар нахмурился и оглянулся на меня в поисках поддержки.
— Какой мальчик, Шар?
— Тот, кого мы вчера притащили через портал.
К своему стыду о маленьком Баркае я совершенно забыла. Вечер и утро в компании жениха были настолько эмоционально насыщенными, что отголоски чужой беды не тронули моего сознания. Я задохнулась от вины и горечи. Как же я могла? Я же держала этого ребёнка на руках, почему я даже толком не вспомнила о нём?
— Шар, мы вчера притащили через портал Алину. Из Магистрата. Какой мальчик? Кассиль? Ему стало плохо? — Ринар звучал обескураженным, и я в изумлении уставилась на него.