Его сладкая девочка

Драгам Аля

— Адвокат. Семейного?

— Гарика. Он развелся недавно, как раз зол на весь свет.

— Вызванивай и погнали. Отец к отделению уже едет.

Мы поднимаем на уши всех, кого можем. К утру в отделении не протолкнуться, но увидеться с Тимуром не дают никому. Игорь на колене строчит жалобы и протесты, только время течет, а ситуация не меняется.

— Не покидает ощущение, что это подстроено. — Мы курим под козырьком отделения, наверное, в сотый раз за эту длинную ночь.

— Почему тебя не пропускают? По закону же обязаны.

—

Обязаны. Тянут для чего—то время. Вы там никому дорогу не переходили?

— Чисто всё. Да и ты его знаешь, он не полез бы.

… А еще через день происходит то, что переворачивает жизнь каждого из нас…

Глава 36

Егор.

Тимура выпускают спустя неделю, сняв все обвинения. Посеревший, непохожий на себя, он молча проходит мимо нас.

— Не трогай его, — Давид кладет руку мне на плечо, не давая сорваться следом. — Он тебя не увидит.

— Куда он?..

Мы оба со стороны смотрим, как наш друг садится прямо на землю, прислонившись к стенке отделения, и закуривает. Видеть это невыносимо и мы, не сговариваясь, подходим ближе.

— Садись в машину. Куда тебя отвезти?

— В деревню.

Больше никаких слов. Он молчит всю дорогу, молчит, когда бестолково толкаемся на кухне, когда собираемся уезжать.

— Подожди. Дай ключи, — прошу Давида, — в лавку доеду. Жрать захочет, а тут из запасов крупа одна.

Затариваюсь под завязку.

— Как он?

— Также.

— Тим, остаться с тобой?

Он с каменным лицом поворачивается к стене и машет рукой.

— Пойдем, Егор. Ему нужно принять и переболеть это.

— В голове не укладывается…

Мы уже едем обратно к отделу, где осталась моя тачка, когда Давид решается заговорить.

— Как у тебя с Ксюшей? Нет подвижек?

— Никаких. Думаю нанять спецов, может, присмотреть за подружкой?

— Попробуй. Все средства хороши. Уверен, что она не брала деньги?

— Уверен. Не смогла бы она. Что—то другое тут… а что пока не могу уловить никак.

На самом деле все эти дни, когда появлялась возможность, пытался анализировать, что сподвигло Ксюшу на бегство. Просто так она бы не ушла. Обида, недопонимание — нет. Она бы спросила. Мы столько дней провели бок о бок, я уже был настроен на её волну, понимал по глазам. Значит, нужно копать глубже. А глубже где?

Этим же вечером набираю деда, который места себе не находит. Порой мне кажется, что из всей семьи только он понимает и любит меня. По—настоящему. Любовь, как оказалось, тоже разная бывает.

Природой заложено, что родители любят детей. Так должно быть и так правильно. Но искренняя ли эта любовь?! Или только потому, что «так надо»?

А бывает, когда чувства от сердца. Даже к преступникам. Любят и оправдывают убийц. А почему? Потому что любящий человек способен рассмотреть что—то такое, чего не видно остальным.

Так и дед. Ему

все равно, какой я. Он со мной, потому я его внук. И я плачу ему тем же.

Уже из дома набираю старшее поколение, чтобы узнать новости. Ну и рассказать наши. Уныло как—то выходит. Да что говорить… все подавлены. Арт свадьбу перенес, хотя инкина родня выносила ему мозги похлеще самой Инны.

— Ищи, внук. Если веришь и любишь, ищи.

И я ищу. Даже во сне цепляюсь за любое воспоминание, чтобы побыть с ней. Пока лишь так, фантомно. Но изо всех сил передаю свои чувства. И пусть кто—то скажет, что это розовые сопли. Но я теперь твердо знаю, что мужчины тоже могут показывать свою слабость. Когда сам с собой — это не стыдно. Вот проявить трусость — это преступление.

На самом деле счет дням уже потерян. Один за другим проходят. Работа, ночь. Я даже не могу вставить сюда «дом». Потому что в квартире не ночую. Временно перебрался к Дейву, стоило только начать оформление своего дома. Ах да. Я нашел и купил свой особняк. Уютный, домашний и… мне кажется, который придется по вкусу моей девочке.

— Новости смотрел?

Давид стучит пальцами по буквам, печатая очередное письмо.

— Нет. У меня нет сил на это.

Я просматриваю папку с переводами, потому что наша компания каким—то образом заполучила контракты с иностранцами. И если с английским проблем нет, то с остальными языками беда.

— Надо переводчиков искать. Хотя бы парочку, — говорю другу, пытаясь собрать глаза в кучку.

— Надо. Дай Жанне завтра задачу. Двух универсалов пока хватит.

— Ок. А с новостями что?

— Да так. Из ленты узнал, что друг лучший женится.

— Да ладно? Север?

— Какой Север, бляха. Ты.

— Не понял.

— И я не понял. Новости открой.

Твою мать! Что за херня? Смотрю на собственную рожу, украшенную подписью, что, оказывается, объявил о помолвке с…

— Со Светкой?! Нет, это уже сюр какой—то. Где—то скрытая камера или что? Пиздец в жизни уже закончится хоть когда—нибудь?

— Когда—нибудь да, — философски изрекает Давид. — Я уже два года этого жду.

— Опять с Наташкой?

— Снова. Она решила, что мы живем вместе. Меня спросить забыла, заявилась к родителям. Мама в ауте.

— Они ж ее вроде знают.

— Знают. Но не в качестве моей невесты. Так проснешься, а оба уже окольцованы.

И было бы смешно, если бы не идиотизм всей ситуации.

С самого утра загружаю своего юриста иском против новостного издания. Или изданий. Прошу узнать, кто запустил данную инфу, и выкатить им тоже по полной. Подозреваю, что это Бинковская, но надоело миндальничать. Я за этот месяц на луну вою от тоски. И зверею. Если узнаю, что виновата мать, даже ее не прощу. И не потому, что сын непочтительный. Нет. Потому что я обозначил свой выбор, а они влезли и… ну пусть будет — предали. По сути, их поступок вполне сравним с подобным.