Его тайная одержимость
Шрифт:
Девушка поворачивается ко мне, и я хмурюсь, не обнаружив не единого намека на слезы в ее потрясающе глубоких серых, — едва ли не серебристых, — глазах, что вполне дополняют ее образ нереальности.
Не плачет… Как так?
Может я поторопился с выводами? У них тут игры были ролевые, и не стоило влезать?
Однако будто в противовес своим мыслям, замечаю на ее шее, почти рядом с ушком царапину. Ниже которой расползается багровеющее пятно, очевидно от пальцев женишка.
От же сука.
Девочка,
Ее же взгляд такой осознанный. Она несколько натянуто улыбается, кивая мне:
— Спасибо вам, — и в этом неуверенном шепоте, будто ответ на мои сомнения. Похоже, я все-таки не зря вмешался.
Откуда только эти скоты берутся? Она же будто фарфоровая куколка. С ней осторожно надо. Пылинки с нее сдувать. А этот…
— Позволите… — бормочет она.
Хочет уйти. Мнется передо мной, как бы намекая, чтобы я ее выпустил. Но я почему-то не в силах отступить.
— Не спеши, — достаю шелковый платок из нагрудного кармана своего пиджака, и шагаю вперед, прикрывая за собой дверь.
Серебристые глазки испуганно округляются, будто вынуждая меня одуматься. Но я не могу остановиться. Мою многолетнюю апатию как рукой сняло. И я хочу понять причину.
Подступаю ближе, и накидываю на тонкую шею свой платок, как бы невзначай касаясь пальцами смуглой кожи.
Вздрагивает.
— Не бойся, — говорю тихо, неторопливо завязывая шелковые уголки на узелок. — Вот-вот начнет синяк проступать, так что, в сравнении с ним, белый лоскут ткани не будет так сильно в глаза гостям бросаться.
Смотрит на меня, и я будто вижу, что у нее в душе творится. Там и стыд. И отчаяние какое-то беспробудное.
Но ни единой слезы. Даже намека нет. Однако взгляд какой-то стеклянный. Будто она изо всех сил сдерживается, чтобы удержать эту маску безразличия.
Бездумно облизываю большой палец и провожу им вдоль царапины, из которой выступила кровь. Вижу, как тонкая кожа мурашками покрывается.
— Когда не нравится, надо убегать, маленькая, — говорю я наставительно. — И не вздумай позволять кому-либо так обращаться с собой. Иначе кто-то может вмешаться. И, например, украсть невесту.
Хм… Хочется на вкус этот фарфор попробовать.
— Простите, — зачем-то извиняется. — Вы все не так поняли… Гена, он просто… напился немного. Вы только не подумайте…
— Я и не думаю, — не вру, по сути: разумно мыслить почему-то становится все сложнее. — Просто даю напутствие прекрасной невесте.
Стыдливо прячет взгляд, закусывая розовую пухленькую губку. И я чувствую, как во мне, за много лет пожалуй впервые, просыпается настолько острое и яркое желание чего-то очень конкретного… И совершенно непотребного в сложившихся обстоятельствах.
Облизать ее всю, сожрать…
Стоп, стоп, Ром!
Она — невеста. Вернее уже жена. Чужая.
— Можно я пойду? — нерешительно спрашивает, словно ей действительно нужно мое одобрение.
— Нет, — отвечаю на автомате, не пытаясь анализировать.
Снова глаза на меня поднимает:
— Почему?
Если бы я сам знал. Это будто наваждение какое-то. Сродни одержимости. Я попросту глаз отвести от нее не могу. И руку отнять от тонкой шеи…
— Тут еще кровь, — снова смачиваю палец своей слюной и по-хозяйски прохожусь им по треснувшей нижней губе, мягко сминая ее.
Девочка икает, глотая изумленно приоткрытым ротиком воздух, и я наконец начинаю включаться, осознавая, что это уже перебор.
Твою мать… Что я творю? Или правильнее будет: что со мной творится?
Может мне уже вовсе и не к психологу надо, а к психотерапевту?
Отстраняюсь порывисто. Очевидно разрядить обстановку в сложившейся ситуации не выйдет.
Выхожу из туалета и замечаю притаившуюся на столе корзину с цветами. Подхватываю ее, и поворачиваюсь навстречу боязливо выбирающейся из туалета невесте.
— Это тебе, маленький ангел, — улыбаюсь я.
Впихиваю в руки, очумевшей от моего поведения девушке, огромную корзину, из которой торчит конвертик, который без труда должен перекрыть кредит жениха. Надеюсь, этот засранец действительно всего лишь напился. И погасив свои долги, уже не станет так с ней обращаться.
У меня почему-то аж скулы сводит, как представлю, что это была не единоразовая акция.
— С-спасибо, — бормочет, разглядывая цветы, а затем переводит на меня взгляд: — Простите, а вы кто?
— Я? — усмехаюсь. — Джин. Вот потрешь эту корзину в случае чего, и я тут как тут.
Из зала слышится настойчивый голос тамады, призывающий гостей разбиться на пары и в центр зала организовать жениха и невесту.
— Кажется, тебя вызывают, милый ангел, — улыбаюсь я, понимая, что мне просто необходимо, чтобы она скрылась с глаз.
Почти неосознанно прихватываю остренький подбородок пальцами. Склоняюсь над букетом и коротко целую раскрасневшиеся губки:
— Совет да любовь, — шепчу, пока девчонка судорожно дышит в мой приоткрытый рот, тараща на меня свои огромные глазищи.
Что ж такое?! Валить надо! Срочно!
Я смотреть на нее не могу. Внутри буквально все клокочет. И дело, как мне кажется, даже не в ее красоте, — хотя бесспорно, девочка красивая. Но что-то другое мне покоя не дает, едва ли не вызывая приступ тахикардии…