Его выбор
Шрифт:
— Архан, что ты говоришь? Ты… никогда бы…
— Опять "ты"? — усмехнулся Арман. Нар вздрогнул. Но на этот раз архан не поправил, не разозлился, лишь устремил все такой же задумчивый взгляд поверх полей. — Я никогда бы что? Не отпустил тебя? Глупый, глупый Нар. Ты меня знаешь так хорошо, а в то же время — так плохо.
— Тебя бы наказали.
Они на некоторое время замолчали. Скрипучая телега была все ближе, лошадь, казалось, шла все медленнее с трудом вытягивая копыта из грязи. Уже можно было различить лица старика и паренька лет пятнадцати, сидящих на козлах. Счастливый паренек. Спокойный, непуганый. Слегка… блажной, наверное.
— Выпороли? — усмехнулся Арман. — Не в первый раз. Чего
— … тебе, — закончил за него Нар.
Арман мягко улыбнулся, обернулся вдруг и положил руку на плечо Нара, сильно, до боли, сжав пальцы.
— Вот именно. Мне.
Он вдруг пустил коня вниз по дороге, прямо по полям, не оберегая молодых, только начавших вылезать из земли посевов, и раньше, чем Нар успел его догнать, остановил Вьюнка у медленно тянущейся по холму телеге. Лошадь встала как вкопанная. Потянулась губами к протянутым доброжелательно ладоням Армана, обиженно и едва слышно заржала, будто жалуясь. Любят все же Армана лошади. Теперь и Нара вот любят. За что-то.
— Кто вы? — спросил Арман хмурого мужика и окинул внимательным взглядом опустившего голову юношу.
— С деревни мы, мой архан, — почтительно ответил старик. — Домой едем, с ярмарки. Шкуры продавали. Архан нам позволение дал, сейчас найду...
Старик дрожащими руками начал рыться за пазухой, но Арман лишь сказал:
— Не надо, — и, спешившись, подошел к телеге, приказав пареньку:
— Слезай!
— Мой архан, — начал было старик, но Арман его перебил, будто не заметив, и вновь приказав замершему юноше:
— Ничего я тебе не сделаю, слезай!
Паренек повиновался. Чуть было не упал на колени в грязь, но спешившийся Арман успел поймать его за шиворот и, пугая еще больше, прошипеть:
— Стой же!
Арман прислонил явно слабеющего рожанина к телеге, едва заметным движением закатал рукава его рубахи и прошептал пару слов, заставив татуировки на запястьях паренька засветиться ровным желтым светом. Нар вздрогнул. Он знал, что это больно, сочувствовал незнакомому рожанину, но тот то ли испугался слишком сильно, то ли просто был более стойким, чем казался на первый взгляд, но проверку татуировок выдержал достойно — лишь сжал зубы да незаметно оперся рукой о край телеги, чтобы не упасть.
— Отдашь мне мальчика до заката? — спросил Арман старика, отпуская руку парня. — Даю слово, что верну целым и невредимым. И хорошо заплачу.
— Мой господин, это мой единственный внук, желанное дитя, — начал было старик, но когда Арман отстегнул от пояса кошелек и вытащил оттуда золотую монету, отвернулся и тихо сказал:
— Да. Только дай слово…
Куда ему не согласиться? За это золото долго жить можно. А, судя по латанной и перелатанной одежде и старенькой усталой лошадке, жилось им в самом деле не совсем хорошо.
— Даю слово, что ничего с ним не станет, — ответил Арман, кидая монету старику на колени. Архан вновь внимательно посмотрел на паренька, потом на Нара и приказал:
— Раздевайтесь! Оба!
И Нар, понимая, что возражений Арман все равно слушать не будет, повиновался. Паренек, судя по всему, тоже все понял правильно.
Чужая одежда оказалась маловата, не очень хорошо пахла и во многих местах была грубо залатана, но Нар не жаловался. Сам недавно в похожей ходил. Только странно было смотреть, как Арман хмурится и одергивает ворот рубахи на чужом парнишке, чтобы одежда лежала лучше, как сам завязывает на нем пояс и приказывает пригладить волосы ладонями да вымыть лицо хотя бы в луже, при этом бросив:
— Больно уж ты грязен.
А потом Арман раздраженно посмотрел на попытки парнишки оседлать Гнедого, проворчал что-то вроде: "Бесполезно,
Старик молчал, да и у Нара разговаривать охоты не было. Стреноженная лошадка вместе с гнедым щипали травку у края леса, солнце медленно катилось к закату. Холодало. Нар лег на телегу, с тревогой глядя в небо, по которому плыли тонкие тени туч, и на солнце, клонившееся к верхушкам деревьев и не мог выдавить из души беспокойства. Умом Нар понимал — Арман хотел его спасти. Понимал, что архан отвел в храм чужака, потому что татуировки паренька были «чистыми», понимал и то, что если узнают… Нара все равно убьют, а Армана… Нар не хотел думать, что будет с Арманом. Понимал, что приносит своему архану лишь хлопоты, и в тоже время не мог не радоваться. Он будет жить. Наверное. Может, не так и долго, но жить. И не где-то жить, не абы как, а рядом с Арманом. Разве это не счастье? Так почему на душе так тяжко, будто он что-то делает неправильно?
Может, просто уйти? Старик не станет останавливать, а лес милостив, как-нибудь и там можно выжить. И, может, удастся прибиться к какой-нибудь деревне, где нет магов и жрецов и некому будет проверить татуировок? Может, пойти прямо к жрецам? Авось помилуют. А убьют... все умирают. Когда-нибудь.
Но сдерживали последние слова Армана:
— Убежишь — из-под земли достану. Ты меня слышал?
Арман пожелал, чтобы Нар остался. Арман его принял. Арман не захотел его выдавать. Арман обманул опекуна и отвез в храм паренька, которого даже не знал. Все ради Нара. И это Арман… который всегда и все старался сделать правильно. Для которого главное — законы, установленные богами. Разве можно теперь его предать?
Нар закрыл глаза и подумал, что нет, нельзя. И сам не заметил, как заснул, а проснулся, когда кто-то тряс его за плечо и шипел на ухо:
— Вставай! Темнеет уже, надо возвращаться!
— Мой архан, — Нар поймал Армана за руку, заглянул в холодные глаза и выдавил: — Спасибо. Не надо было.
— Я сам решу, что мне надо. А ты… — повернулся Арман к старику. — Если будет трудно, можешь отослать мальчишку в любую из моих деревень. Теперь… я его архан.
Нар почувствовал жгучий укол зависти к этому незнакомому мальчишке. Он теперь принадлежит Арману, в то время как Нару придется и дальше скрывать свои татуировки. Но лучше так, чем за грань или в изгнание. Только, боги, какой ценой?
— Хватит ныть! Долго будешь копаться? — вновь спросил Арман, и в голосе его раздражение перемежалось с усталостью.
— Ты измучен, мой архан, — сказал Нар, когда Арман чуть покачнулся, потирая виски.
— Во мне ни капли магии — все жрецы в храме выжрали, и сил почти не осталось, но чтобы тебе накостылять — хватит. Так что собирайся и поехали.
Нар вновь вскочил на свеженького и отдохнувшего гнедого и пустил его вслед за уставшим вороным Армана. Лес вокруг все более кутался в сумерки, дорога темнела среди устремившихся ввысь берез, стук копыт глухо отдавался в лесной тишине. Нар вдруг поймал себя на мысли, что в лесу ему почему-то гораздо спокойнее, чем в доме. Что тишина, повисшая вокруг, обманчива и полна шорохов — то ветерок промчится по верхушкам деревьев, то застрочит успевшая задремать сорока, то ухнет сова. И пахнет вдруг влагой, горечью мха, сладостью отцветавшей ивы. И выхватит взгляд из весенней серости утопающую в сумерках синь подснежников, сиреневые колокольчики сон-травы, желтоватый ажур березовых сережек. И на душе вдруг станет тихо и спокойно, а все хлопоты уйдут куда-то далеко, туда, где нет покачивающейся впереди спины Армана, тепла шеи гнедого под ладонью и странного чувства, что тебя нет.