Его желание
Шрифт:
Смотрю в его глазки, такие большие и невинные, чертовски сильно похожие на те, другие, что засели в одинокой душе, видимо, уже навсегда.
Морщусь, вздыхаю и утыкаюсь носом в ароматную вихрастую темную макушку. С каждым днем я нахожу в своих мужчинах все больше схожих черт, и это пугает и радует одновременно. Максимка даже хмурит брови так же, как Глеб.
Черт! Я опять уплываю в меланхолию. Как, оказывается, быстро можно стать зависимой от того, кого должна как минимум игнорировать, а как максимум — не любить и держать на расстоянии. Но…
Вот это «НО» мена пугает, будоражит и уже неделю не дает спокойно спать. Почти
Вечерами недолгие очень поздние разговоры о мелочах, случившихся за день и непременное пожелание спокойной ночи, после чего я еще полчаса ворочаюсь в постели, размышляя над вопросом, когда я успела так вляпаться. Ведь еще полмесяца назад я ненавидела его всеми фибрами души. Видеть его не желала, и уж тем более — впускать в свою жизнь.
А теперь? Что изменилось за такой короткий срок? Или…?
«Да-да, Ксюшенька! Это так! И пора уже признаться в этом, в первую очередь, самой себе». Я словно ощущаю фантомное присутствие маленького ехидного эльфика, усевшегося на мое левое плечо и шепчущего на ухо то, что я так старательно зарыла почти два года назад в дальний угол своего подсознания.
«Признайся, дорогуша, ты любишь его. Да-да, не спорь! Любишь, но боишься быть обманутой, не доверяешь, от этого и гонишь от себя, выставляя даже не ежовые колючки, а щипы дикобраза».
«Много ты понимаешь! — вступает в спор ангелок, забравшийся на правое плечо. — Без этого наглого Казанова нам спокойнее и безопаснее для душевного равновесия».
«Зато безумно скучно, и та самая душа, о которой ты так старательно печешься, покрывается плесенью и черствеет».
Недовольное сопение сынишки прерывает идиотские дебаты моего свихнувшегося подсознания. Максимка, упираясь ладошками в мою грудь, выворачивается из крепких объятий, всем своим видом показывая, что мои нежности затянулись, а он — «настоящий мужик», и пора бы уже мужика кормить завтраком. Встряхиваюсь, окончательно прогоняя весь бред, что творится сейчас в моей голове, и вновь откладываю на потом все признания и доводы разума.
— Ну, пошли. — Спускаю активного малыша на пол, благо, в новой квартире он теплый, да и всю неделю на улице стоит небывалая жара, а ребенок только недавно начал активно ползать и пытаться ходить вдоль любой подходящей опоры.
Макс, шлепая ладошками и шустро перебирая ножками, торопливо убегает от меня, а я, шествуя за ним следом по пути на кухню, заглядываю в комнату к сестре. Та еще спит, и, тихо прикрыв дверь, я спешу за уползающим от меня малышом. На сегодня у меня законный отгул, одобренный шефом, и поэтому Ришка имеет полное право отлынивать от своих обязанностей няни. Зато я имею массу свободного времени, чтобы насладиться общением с сыном.
— И что же предпочитает на завтрак мой маленький рыцарь? — наклоняюсь и подхватываю его на руки, а малыш тут же тянет ручонки к открытой полке за пачкой с детским печеньем. — Э-э-э-э нет дорогой, — качаю головой, — вначале каша. — Беру другую яркую упаковку, на что получаю в ответ сведенные к переносице бровки и недовольный взгляд.
— Да, мой хороший, каша полезна и вкусна, — уговариваю его, усаживая в высокий стульчик для кормления.
Пока закипает чайник и варится мой кофе, мы составляем план на день. Погода за окном который день радует чистым небом и на удивление летними температурами. Поэтому, как только расправляемся с завтраком и выбором нарядов для прогулок, оставляем все еще спящей Ришке записку, чтобы не теряла нас, и идем гулять в ближайший парк — большой зеленый и с невероятным количеством различных детских площадок. В этом оазисе тишины и покоя посреди шумного мегаполиса можно пропасть на весь день. А когда, наигравшись и сытно отобедав, Макс засыпает богатырским беспробудным сном в своей коляске, я опускаю на ней удобный полог, пряча малыша от солнышка, и ухожу подальше от шумных площадок. Медленно прогуливаясь по тенистым аллеям, вновь погружаюсь в размышления о превратностях судьбы.
— Привет! — раздается над самым ухом знакомый голос, и крепкие ладони ложатся мне на талию, припечатывая меня спиной к мощному торсу.
— Глеб? — вздрагиваю, торможу, и от удивления слова еле-еле проходят сквозь пересохшее горло. — Ты… вы… как здесь оказались? Ты же еще утром был на стройке, — заикаюсь, путаюсь и сиплю, бледнея от паники, мимоходом бросая взгляд на коляску.
— Угу, — шепчет он в мою макушку, разгоняя по телу толпу бешеных мурашек и волнуя бабочек в животе. — Удалось доделать все дела быстрее, — объясняет столь неожиданное возвращение, но о появлении в парке умалчивает.
Глеб стоит так близко, не отпуская меня из плена своих рук. Его аромат окутывает меня, проникая в каждую клеточку, путая сознание и мешая здраво мыслить.
Еле разжимаю скрученные пальцы, вцепившиеся мертвой хваткой в ручки коляски. Ноги почти не держат меня, и я медленно разворачиваюсь в крепком кольце объятий Глеба, становлюсь к нему лицом. Задираю голову вверх, переключая все его внимание на себя.
— Привет, — с трудом растягиваю губы в подобии радостной улыбки, а сердце бешено колотится.
— Привет, — все так же тихо и протяжно отвечает Глеб, глядя на меня манящей темнотой своих глаз. — Скучала? — лукаво улыбается и перекладывает ладони на мое лицо.
Дыхание спирает, голова идёт кругом, и я лишь приоткрываю рот, но произнести ничего не могу, да и не успеваю. Он целует меня так страстно, жадно, сминая мои губы, покусывая их, и, вторгаясь языком, затевает самый пошлый танец. Отвечаю, теряясь в безумном водовороте чувств, и сдавленный стон вырывается из глубины души.
Боже, я, правда, скучала, безумно скучала! Закидываю руки на крепкие плечи Глеба, скольжу по ним и путаюсь пальцами в волосах на затылке. Жесткие, они приятно покалывают кончики пальцем, словно своеобразный антистресс, и я млею еще и от этих ощущений. Неведомая волна жара прокатывается по телу. Я чувствую его желание, каменным бугром вдавливающееся в мой живот, и влажный жар опаляет виз живота, растекаясь по бедрам.
— Вечером… — хрипло выдыхает Глеб, разомкнув сплетение наших уст, — вечером я зайду за тобой, часов в девять и… — Он замолкает, щурясь, а в глазах его пролетает искра азарта. — Нет, не скажу, пусть это останется сюрпризом.
Вновь поцелуй, но легкий, почти невесомый, касается моих губ, щек, прикрытых на мгновение глаз… Горячие ладони сжимают моё лицо, а я, словно лиана, спускаю руки вниз, оплетая ими стан Глеба, цепляясь за него, не доверяя собственным ногам. И снова мы тонем во взглядах друг друга и дышим в унисон одним на двоих воздухом, пропитанным дурманящим наваждением.