Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет
Шрифт:
Да-а-а… Егор захлопнул книжку и невесело улыбнулся. Опять не сумел Дюма отвлечь от сегодняшнего дня. Полежал, подумал о том человеке, о котором напомнили ему эти строки. И решительно снова открыл книжку – теперь на первых страницах.
«– Чудесно! – ответил король. – Я очень рад, что вы предлагаете д’Эмери на это место, которое требует честного человека…
И он подписал назначение д’Эмери.
Этот самый д’Эмери и был теперь управляющим финансами.
За ним послали от имени министра, и он прибежал бледный, испуганный, говоря, что сын его чуть не был убит сегодня на Дворцовой площади; толпа окружила его и стала поносить
Сына Эмери едва не задушили, так как один из бунтовщиков предложил мять его до тех пор, пока не выжмут из него награбленного золота».
Егор засмеялся – заливисто, от души, как в юности. Нет, положительно с детства любимые книги перестали быть средством отвлечения от современности.
6. Завтрак в Ирландии
– Но зачем кому-то убивать меня? – спросил Маугли.
– …Тебя ненавидят за то, что не могут выдержать твой взгляд, за то, что ты умен, за то, что вытаскиваешь им занозы из лап, за то, что ты человек.
– Я ничего этого не знал, – угрюмо промолвил Маугли…
…Он прервал свои ответы на вопросы, сказал – вернее, выкрикнул – «Больше не могу!» – и быстрыми шагами пошел к двери.
Зал замер. В первые секунды еще никто ничего не понял.
…За эти несколько неверных шагов в голове Егора крутилась в бешеном ритме вся прожитая жизнь, оживали одновременно все строки прочитанных в детстве книг. Он почувствовал, что смерть встала рядом с ним – рука об руку с неведомым, но знакомым «матерым волком, опасным и беспощадным…».
Он узнал, – а вернее, почувствовал, – эту давно, с советских времен, знакомую ему холодную руку. Не знающую жалости к людям. Настороженную к любой незаурядности. Равнодушную к национальной ценности ума и таланта…
«Я пошатнулся и сел на мягкий истоптанный снег. “Это ничего, – подумал я, – это ничего. Раз я в сознании – значит, не убит. Раз не убит – значит, выживу”.
Пехотинцы черными точками мелькали где-то далеко впереди.
“Это ничего, – подумал я, придерживаясь рукой за куст и прислоняя к ветвям голову. – Скоро придут санитары и заберут меня”.
…Струйки теплой крови просачивались через гимнастерку. “А что, если санитары не придут и я умру?” – подумал я, закрывая глаза».
Он потерял сознание и упал.
«…Гром пошел по небу, а тучи, как птицы, с криком неслись против ветра. И в сорок рядов встали солдаты, защищая тело барабанщика, который пошатнулся и упал на землю…»
Егор Гайдар лежал без памяти на полу, и вокруг него метались люди.
«“…Распахните окна! (Широко-широко, так, чтобы совсем не осталось ни стен, ни душной крыши!) Быстро приготовьте шприц! Теперь спокойней!..”
Гром стих. Тучи стали. И ветер прорвался наконец к задыхавшемуся горлу.
Потом Гайдар объяснял, что по всем обстоятельствам он должен был умереть.
Его не хотели попугать – его
Те, кто подмешали ему утром в стакан чая, принесенного любезной официанткой, неведомого яда (состав так и не узнали – те, кто его убивали, умеют хранить свои секреты).
После завтрака он почувствовал, что на открытии конференции присутствовать не может, и ушел к себе в номер. Его сотоварищи подумали, что он просто пожалел времени на процедуру открытия.
Лежал в постели, и ему становилось все хуже и хуже.
В середине дня раздался звонок Екатерины Гениевой, директора Библиотеки иностранной литературы, вместе с которой он прилетел в Ирландию на конференцию «Россия и Ирландия: коллективная память».
– Егор Тимурович, сейчас ваш доклад.
– Я не смогу его прочитать. Я плохо себя чувствую.
– Вам нужно встать, одеться и прийти в зал, – с непонятной впоследствии ей самой настойчивой твердостью сказала Екатерина Юрьевна.
Егор ясно понимал, что встать не может. Но с детства воспитанное чувство долга, ответственности – то самое, что заставляло друзей сравнивать его с командиром подводной лодки, – заставило отозваться на настойчивость тона.
Подсознание (сознание, возможно, уже замутилось) того, кто в детстве мечтал стать морским офицером, заставило воспринять услышанные слова как отданный ему приказ: Гениева была руководителем конференции с российской стороны…
Это подняло Егора Гайдара с постели, заставило одеться, выйти из своего номера, спуститься в зал и взойти на трибуну. Поэтому когда, прочитав блестящий доклад, через несколько минут Гайдар упал за дверями зала без сознания, у него носом и горлом пошла кровь и начались конвульсии, – он был на людях, а не один в номере, где скорая смерть ожидала его неминуемо.
На Британских островах уже не было ни Конан Дойла, ни Шерлока Холмса.
Не нашлось их и у нас в России.
Кто именно поднес Егору Тимуровичу рукой официантки «дьявольский коктейль» (так назвал Фрэнсис один из своих романов)? Тайна гнусного отравления человека столь яркого ума остается нераскрытой по сю пору.
И мне неизвестно, занят ли кто ее раскрытием.
7. Последние годы
Атос, как все благородные натуры, никогда не делился с другими своими тяжелыми чувствами. Он таил их в себе, стараясь пробуждать в других только бодрость и надежду.
– Три лишних дня ждут того, кто пойдет с нами.
– Три лишних дня? Три дня жизни?
Кайон уверенно кивнул:
– Если мы победим, будем жить вместо восьми одиннадцать дней.