Эхо чужих грехов
Шрифт:
«Бить Лукрецию грязным ножом, как свинью на бойне?! Она этого не заслужила…»
Злоумышленник склонился над спящей женщиной. Хотел пощадить её, и не мог – не имел права. Он вытер лезвие кинжала о край простыни. Влажная сталь хищно блеснула. Убийца поднял кинжал, и тут глаза женщины открылись. Оторопев, преступник замер, и этого мгновенья хватило, чтобы Лукреция узнала его.
– Ты?! – закричала она и, поняв, что всё кончено, завизжала.
Злоумышленник нанёс удар. Крик оборвался. Трёх минут хватило, чтобы достать из тайников драгоценности и деньги, а потом обшарить карманы графа. Выйдя через гардеробную, убийца исчез в дверях чёрного хода. Ему повезло: он разминулся с кухаркой и горничной.
Чёрной бабочкой слетела на розовеющую воду сброшенная полумаска и, подхваченная течением, уплыла под свинцовую тень моста.
Глава вторая
Катина тоска
Имение Бельцы
1 декабря 1811 года
Небо затянули свинцовые тучи, а потом зарядил снегопад. Ветер за стеклом зимнего сада гнул и трепал обнажённые чёрные ветви. Крупные влажные хлопья отчаянно бились в стекло, будто просились под крышу – в тепло славно натопленного барского дома. Раньше Катя любила эту игру: сквозь резную зелень блестящей листвы следить за круговоротом снежинок, но теперь ей казалось, что снег засыпает не землю, а её саму, покрывает холодным саваном душу, а может, и жизнь. Горе уже давно переросло в отчаяние, и Кате хотелось лишь одного: заснуть и уже не проснуться, чтобы во сне Бог забрал её к маме. Пусть так и будет, а весь этот ужас закончится уже без неё.
Еще полгода назад семья графов Бельских (одна из знатнейших в богатой южнорусской губернии), по общему мнению, слыла необычайно счастливой. Огромное имение, процветавшее радением графа Павла Петровича, и большое приданое, принесённое его любимой женой Натальей Сергеевной, сделали Бельских на редкость состоятельными. Это богатство, помноженное на знатность рода, выдвинуло детей счастливой четы – гусарского ротмистра Михаила и восемнадцатилетнюю Ольгу – в самые завидные партии светского сезона 1811 года. Мать собиралась до осени найти пары старшим детям, а младшую дочь – семнадцатилетнюю Катю – показать «в узком кругу» с прицелом на будущее.
В начале января графиня вместе с дочерьми прибыла в Петербург и, как всегда во время своих визитов в Северную столицу, остановилась в просторной квартире, занимавшей весь первый этаж принадлежавшего Бельским дома на Невском. Два верхних этажа обычно сдавали внаём, а первый держали для нужд семьи, так что в столице, в отличие от многих провинциалов, стремящихся в Петербург на «светский сезон», Бельские жили свободно и с удобствами. Правда, в этом году квартиру облюбовал Михаил и уговорил родителей разрешить ему отдыхать здесь от тягот полковой жизни. Приехав, мать лишь вздохнула, обнаружив на коврах и мебели явные следы армейских пирушек. Впрочем, Наталья Сергеевна собиралась положить этому беспутству конец: в самое ближайшее время она надеялась поговорить со своим любимцем о том, что пора остепениться, перестать швыряться деньгами, а самое главное, пора завести семью.
Планы матери по воспитанию их старшего брата мало волновали юных графинь Бельских. Они с замиранием сердца ждали первых приглашений, визитов и балов. Перед отъездом из дома специально нанятая французская портниха мадам Леже сшила двум барышням наимоднейшие платья. Драгоценностей в шкатулках графини Бельской хватило бы и на десяток дочерей, так что Ольге и Кате оставалось лишь одно: войти в светское общество и покорить его.
Радостно встретивший родных Михаил выслушал тираду матери о семейной жизни, расхохотался и наотрез отказался даже говорить о женитьбе. Пришлось Наталье Сергеевне временно отступить. Она кинулась собирать сведения о жизни сына. Верные подруги сообщили ей прескверную новость: Михаил уже третий месяц содержит лучшее сопрано итальянской оперной труппы – сеньориту Талли. Подруги в священном ужасе закатывали глаза и сочувствовали бедной Наталье Сергеевне, но при этом каждая из них выражала желание познакомить Михаила со своей милой дочкой.
«Быстро Мишеля не переубедить, – смирилась-таки Наталья Сергеевна. – Сын упёрся и теперь станет перечить, лишь бы настоять на своём». Оставалось одно – действовать тайно, но бить точно, и мать придумала способ, как затруднить Михаилу доступ к деньгам. Графиня резонно надеялась, что алчная певичка сама бросит её обедневшего сына. Ну, а пока суд да дело, Бельская занялась поиском жениха для старшей дочери. Ольга – яркая темноглазая брюнетка с лицом римской статуи и великолепной фигурой – по праву считалась одной из самых красивых дебютанток. Отец объявил, что даёт за ней сто тысяч золотом, и теперь Наталья Сергеевна предвкушала блистательный триумф своей дочери.
Сезон захватил Бельских. Весёлые праздники сменяли друг друга, а мадам Леже, не разгибая спины, шила новые наряды. Усилия Натальи Сергеевны увенчались успехом – Ольгу обхаживали две дюжины кавалеров.
– Слушай своё сердце, милая, и тогда ты обретёшь такое же счастье в браке, как я с твоим отцом, – поучала графиня дочку.
Наконец Ольга призналась, что ей по сердцу князь Андрей Шаховской – единственный наследник родителей и писаный красавец. Князь ухаживал серьёзно: танцевал с Ольгой на всех балах и ежедневно ездил в дом с визитами. Со дня на день Бельские ожидали от него предложения руки и сердца.
Это счастливое время закончилось пятнадцатого июня. В полдень в квартиру на Невском прибыл порученец от столичного губернатора и попросил о встрече с Натальей Сергеевной. Тотчас приглашённый войти, он сообщил хозяйке дома ужасное известие, что нынче ночью вместе со своей любовницей был зарезан граф Михаил. Поскольку из квартиры пропали все ценности, полиция подозревала ограбление и собиралась искать преступников.
Услышав это, графиня дико закричала и рухнула без чувств. На шум прибежали дочери, горничные и мадам Леже. Все начали хлопотать вокруг упавшей Натальи Сергеевны, а принесший страшную весть офицер тихо откланялся и поспешил покинуть осиротевший дом.
Никаких преступников так и не нашли, а убитые горем Бельские отправились домой – хоронить Михаила рядом с могилами предков.
Бедная графиня так и не оправилась от ужасной потери. Она заперлась в своей спальне, отказывалась видеть родных, даже её любимица Катя лишь изредка могла попасть в комнату матери. Если б не помощь мадам Леже, имевшей к страдалице какой-то подход, Бельские не знали бы, что и делать.
Сидя перед портретом сына, Наталья Сергеевна плакала и часами рассказывала француженке о своём Мишеле. Как жалела теперь графиня о прошлом, как корила себя за последнюю размолвку с первенцем! Зачем было перечить мальчику и ссориться с ним?
– Бог отпустил Мишелю так мало лет, а я, его мать, не смогла это предвидеть. У меня даже предчувствия никакого не было! – терзалась она.
Графиня не прощала себя, и это её убивало. Мадам Леже утешала хозяйку и умоляла хотя бы немного поесть, но Наталья Сергеевна не могла даже смотреть на пищу. Наконец француженка сдалась и сообщила графу, что не в силах накормить его супругу:
– Ваше сиятельство, я не могу применять к графине силу, но уже вижу, что этого не избежать. Возможно, что из рук любимых дочерей хозяйка сможет принять пищу, а если этого не случится, то напор со стороны барышень не так её оскорбит.