Эхо давней любви
Шрифт:
Она зарыла пальцы в его волосы. Какое-то время они, словно очнувшись, в изумлении смотрели друг на друга. Он молча поднял ее на руки и вынес из ванной. Через мгновение он уже держал ее в объятиях на постели, их возбуждение немного спало, чтобы вскоре разгореться с новой силой.
Ее руки начали гладить его тело, лаская — сильные, уверенные руки, раньше они были другие, но теперь, именно такие — горячие руки, которые обессиливали его, заставляли стонать, приводили в неистовство, делая его желание нестерпимым. Он бросился на нее, потом смерил свой порыв, стараясь
Она извивалась под ним, сопротивляясь, она хотела его мощной силы, а не нежности. Они достигли того предела возбуждения, когда страсть переходит в ярость. Лихорадочно дыша, они поднимались все выше и выше в своем желании, туда, откуда все кажется лежащим где-то далеко внизу. Под ними проплывал целый мир, а они уносились в вышину, просто два перышка, что взлетают от одного легкого вздоха.
Их дыхание прервалось; они замерли на одно долгое мгновение — и упали вниз, два перышка, плавно опустившись на землю, оставляя за собой тихие рыдания, доносившиеся с высоты.
Блаэр без движения лежала в его объятиях; у нее совершенно пересохло во рту, и она стала водить языком по губам. Она потянулась и вздохнула. Один раз, блеснув, ее глаза погасли.
— Теперь ты понимаешь, Митч, что это невозможно, — ее пальцы ворошили волосы у него на затылке. — У нас не получится даже через тысячу лет.
Он приподнялся на локте, и его взгляд был ласковым и не отрывался от ее лица.
— Но не будешь же ты рассказывать это моему телу? Оно-то определенно считает, что у нас уже получается, — он слегка улыбнулся. — Иначе, почему я чувствую, что ты — моя. Блаэр? Что бы ни произошло, так всегда будет. И это очень странно, потому что за последние годы я столько раз готов был поверить, что никогда не захочу иметь более-менее продолжительную связь с женщиной, ни с какой и никогда. Но я хочу. С тобой.
— Митч, — твердо произнесла она, — слишком рано употреблять слово «продолжительную». Не так уж давно ты меня просто ненавидел. Трудно поверить, что весь твой гнев так быстро прошел.
Он наклонился к ней и стал покрывать ее губы мягкими легкими поцелуями.
— О, он прошел. Всю последнюю неделю я не могу думать о том, чего я лишился, все мои мысли только о том, что я нашел. И, уверяю тебя, я нашел гораздо больше, чем потерял.
Ее взгляд скользнул по массивным деревянным балкам, пересекающим потолок. Она нежно гладила гладкие мускулистые плечи Митча, его влажную спину.
— Мы не вытерлись, — еле слышно прошептала она. — И теперь у нас сырая постель.
Она повернулась, и ее груди прижались к его груди, соски к соскам. Она почувствовала тяжелое мерное биение его сердца, словно переходившее в нее.
Комнату освещал мерцающий свет огня, пылающего в камине. От духовки шел изумительный запах. Распущенные белокурые волосы Блаэр поблескивали в неверном свете, в ее зеленых глазах затаилась улыбка. Ее щеки зарумянились — в ней снова поднималось возбуждение.
Митч пожирал глазами ее тело. Его руки, его длинные пальцы бессознательно поглаживали ее гладкую шелковистую кожу. Несколько минут царила
— Кажется, ужин готов.
С мурлыканьем она обвила его руками, крепко обхватив за широкую спину.
— Хорошо пахнет, а?
Он коснулся губами ее губ и вздохнул.
— О-о-о! Я неплохой повар.
Ее рот приоткрылся и жадно потянулся к нему. Потом она слегка отстранилась и поддразнила его:
— Ты уже встаешь и накрываешь на стол?
Митч улыбнулся и прищурил глаза.
— Ну как же я могу произвести на тебя впечатление, если ты все время игнорируешь, что я готовлю?
Блаэр взглянула на него, лукаво усмехнулась и провела языком по верхней губе.
— Почему бы не поужинать чуть позже? — многозначительным шепотом проговорила она. — И вообще, женщины не так трепетно относятся к еде, как мужчины. Мой милый шеф-повар, можно и по-другому завоевать мое сердце, — она снова прильнула к его губам.
Поцелуи были жадными, ненасытными. Больше не было слов и колебаний. Их обуревало неистовое желание — желание обладать; она извивалась под ним, все ближе и ближе приближаясь к пику наслаждения. Их тела подымались и опускались в самозабвенном восторге, и они не замечали, что в исступлении их горящей страсти проникает запах еще чего-то горящего.
Прижавшись друг к другу, давая выход своим глубинным бешеным чувствам, они словно слились в единое целое: единое сердце, единое тело, единую любовь. Единая любовь завладела ими, на один вечный миг связала их тела в единое целое. Единое тело все отбирает и все отдает. Единое сердце несло их к вершине, где они существовали тысячную долю секунды, а потом их снова разделило, и они падали вниз, как два отдельных существа, но крепко держа друг друга в яростном объятии, а потом они обессилели и уже лежали бездыханные, обнявшись, будто убаюкивая друг друга.
Блаэр глубоко, удовлетворенно вздохнула, все еще не отрывая глаз, чувствуя затихающую дрожь его длинного стройного тела.
Он откинулся на спину, не выпуская ее из объятий и перевернул ее на себя; теперь ее голова лежала у него на груди, а его подбородок окутывали ее мягкие волосы.
— Ты все еще по-прежнему не любишь горы? — тихо спросил он, целуя ее в лоб.
Она рассмеялась.
— Мне кажется, я уже начинаю лучше переносить высоту. Знаешь, я ужасно рада, что ты меня похитил. Мои выходные прошли гораздо интереснее, чем обычно.
— Да, похищение — это ерунда, это было совсем нетрудно. Мне кажется чудом другое. Ты так мне сопротивлялась, — он вздохнул. — Почему?
— Не тебе, Митч, а самой ситуации, обстоятельствам. Наше положение далеко не идеально, и в ближайшие дни наши чувства, я уверена, подвергнутся серьезной проверке. Это не значит, что ты мне безразличен — меня тянет к тебе с первой нашей встречи. Но я знаю, что не следует давать такой выход нашим чувствам. Мы совсем не знаем друг друга.