Эхо грядущего. Часть 1
Шрифт:
Я сказал, что думало том же, что было, конечно, наглой ложью.
Павел всегда много работал, а после развода стал работать еще больше. Но и пить он стал тоже больше. Однако у него была невероятная черта: даже будучи пьяным или с сильного похмелья, он мог написать любую справку, вникнуть в суть любого дела, сходу выдать различную информацию о чем-либо, не копаясь в справочниках или интернете.
– Я вот подумал, - сказал я, - ведь кто-то, кто из оперативников занимается этим делом уже наверняка заметил назначение Агеева.
– Да и плевать. Что они могут сделать? Мне тут птичка принесла, что девушка, прибывшая во внутреннюю
У Павла везде были свои источники. Я понятия не имел, откуда он знает столько людей, ведь даже его любимым собутыльником был он сам.
К полковнику мы отправились в ровно в девять часов. Павел излагал суть дела, я молчал, полковник внимательно слушал, поглаживая свои седые усы.
Все время, пока говорил Павел, полковник сидел в одной неизменной позе. Это была его привычка и он так поступал всегда, даже на совещаниях. Со стороны это выглядело как попытка максимальной концентрации. Что же это было на самом деле известно лишь ему одному. Минусом этой неизменной позы было то, что никто и никогда не мог предугадать его реакцию на излагаемый материал. Он не показывал абсолютно никаких эмоций и все всегда гадали, как же он отреагирует, когда выступающий закончит свою речь.
Сейчас был именно такой момент. Зная, что полковник будет невозмутим, я даже не пытался смотреть на него, прекрасно понимая, что это не даст мне абсолютно ничего.
– Ясно, - кратко сказал он после того, как Павел закончил рассказ.
Мы ждали, что он скажет что-то еще, но его "ясно" оказалось лишь единственным словом в том предложении.
– Ну, - неожиданно начал он, когда молчание длилось уже почти минуту, - что вы предлагаете?
Мы с Павлом переглянулись.
– Так как она находится во внутренней тюрьме здесь, у нас, то мы бы хотели с ней поговорить, - сказал Павел.
– Зачем?
– полковник встал с кресла.
– Назначение Агеева на пост, указанный в документе, найденном у объекта открывает нам ситуацию в совсем ином свете, нежели тогда, когда мы первый раз имели с ней беседу.
– И не только нам, - продолжил я, - оперативники ведь тоже этим занимаются. Возможно они уже поговорили с Агеевым...
Полковник резко посмотрел на меня.
– Ты совсем придурок?
– резко выпалил он.
– Мы что пойдем допрашивать заммглаву администрации президента из-за поддельного документа, найденного у какой-то бомжихи? Тебе, Корнеевский, погоны жмут? Или голова?
Полковник сел обратно в кресло, внимательно посмотрел на нас и добавил:
– Поговорите с ней. И сразу ко мне. Когда можно будет с ней встретиться я вас вызову. Свободны.
4.
В пятницу, когда прошло ровно две недели после нашей первой встречи с Алисой, мы увиделись вновь. И, как и в прошлый, раз Алису привели под конвоем. Мы втроем сидели в небольшой комнате для допросов внутренней тюрьмы Службы. Алиса была одета в стандартную робу, по цвету (да и материалу) напоминавшую мешок из-под картофеля. Довольное длительное пребывание под стражей сказалось над ней: она выглядела намного хуже, чем при первой встрече, под глазами были огромные синяки, лицо, и без того худое, представляло из себя скалу из острых углов.
– Как у вас дела?
– поинтересовался я после приветствия.
Она посмотрела на меня отрешенно и как-то обреченно, после чего глухо произнесла:
– Замечательно.
– Вас предупреждали, - обратился к ней Павел, - не захотите сотрудничать будет только хуже.
– Да, тот ваш коллега - Лиходеев - был прав, я вспоминаю воинскую часть как санаторий. Меня там хоть на прогулки выводили во двор. А в вашем дворе только стены вокруг и все.
– Так может пора начать говорить по делу?
– спросил я.
– По делу? Знаете сколько раз меня допрашивали здесь? Один! Один раз. И все. Ваше руководство поставило на мне крест. И, боюсь, сидеть мне тут до смерти. Либо естественной, либо при помощи ваших коллег.
Алиса была похожа на загнанного зверька. Если в прошлый раз она пыталась меня изучать, смотрела пристально, то сегодня она фокусировала свой взгляд на одной точке на столе. Мне стало ее очень жалко. Но поделать я ничего не мог. Как мне тогда представлялось, выход был для нее лишь один: рассказать правду про пропуск. Поэтому я рассказал ей историю про назначение Агеева. Ее реакция выражалась в отсутствии всякой реакции.
– Вы ничего не скажете?
– спросил Павел.
– А что вы хотите услышать?
– наш разговор стал очень походить на разговор двухнедельной давности в Солнцегорске.
– Видите ли, Алиса, - продолжил Павел, - у нас единственная адекватная версия связывает вас с Агеевым. Но это очень опасная версия, как для вас, так и для нас. Если он действительно в этом замешан, то мы вам помочь не сможем ровно до того момента, пока вы не начнете говорить. Если, допустим, я сейчас с Николаем поеду к Агееву и вывалю все это перед ним, спросив, помогал ли он сделать поддельный пропуск, то завтра я поеду в какой-нить Солнцеград или его подобие перекладывать бумажки в местном управлении Службы, и это в лучшем случае. - Павел сделал паузу и закурил.
– Второй вариант тоже опасен, но вполне реален. Вы расскажите правду, я передам это начальство и у нас будет повод поехать к Агееву. Так тут у нас пропуск на мероприятие с участием президента, то, по крайней мере, какие-то действия с Агеевым будут проведены и, либо мы, либо ФСО, зададут ему вопросы. Если Агеев к этому причастен, то все станет на свои места: вас осудят, конечно же, но вы получите конкретный срок и сидеть будете не здесь.
– Думаете, мы с Агеевым задумали убить президента?
– Алиса слегка улыбнулась.
– Знаете, - Павел сделал глубокую затяжку, - я вообще, честно говоря, не совсем верю в ту версию, что я изложил. Мы ведь не просто так сюда пришли. Я точно знаю, что Агеев не знал в момент вашего задержания в Солнцегорске о своем скором назначении. Ну, может быть не точно, но процентов на 90 я уверен. Там есть свои нюансы. И в таком случае, эта версия терпит полный крах. И тогда становится совсем неясно, что же нам искать и в каком направлении рассуждать. Здесь только вы и больше никто можете нам помочь.