Эхо катастрофы
Шрифт:
Оставалось надеяться, что про него забудут. Однако не вышло. Тема Нишигаки исчерпала себя, разговор начал прерываться неловкими паузами, и Хаями вспомнил про Абарая.
– Эй, Ренджи, ты чего там мнешься? Тебе что, нечего сказать своему капитану?
Абарай смутился, напряженно нахмурился, а потом вдруг отчаянно взвыл:
– Тайчо! Сколько вы тут еще валяться собрались? У нас годовой отчет на носу! Я же один не справлюсь!
Хаями уставился на него ошеломленно, а Рукия укоризненно проворчала:
– Ренджи, какой же ты эгоист!
Абарай виновато насупился и умолк.
Что ж, это было именно то, что нужно было услышать Бьякуе.
Бьякуя поднял глаза на лейтенанта, его взгляд стал одним из привычных, прежних, – устало-снисходительным: «сколько же с тобой возни, Ренджи!»
– Постараюсь успеть, – сказал Бьякуя.
***
После этого Кучики быстро пошел на поправку. То есть, не так быстро, как обычно, все же он практически побывал одной ногой в могиле. Но его упрямство в сочетании с упорством Уноханы медленно, но верно делало свое дело. Через две недели его, ужасно слабого, исхудавшего, все же выпустили из госпиталя на волю.
Бьякуя с трудом передвигал ноги. Неведомая болезнь едва его не угробила. Даже просто при попытке идти быстрее начинала кружиться от слабости голова. Форма болталась, как на вешалке. Но самое страшное – отсутствие привычной тяжести за поясом. Рука Бьякуи время от времени непроизвольно дергалась, пытаясь поправить занпакто, и тут же обреченно опускалась.
Никуда не заходя, Бьякуя бросился как в омут головой: отправился в штаб первого отряда. Он был намерен услышать свой приговор сразу, не откладывая. Он больше не мог позволить себе той позорной слабости, которую проявил на больничной койке. Да и ту он теперь не мог понять, и единственное объяснение этого видел в том, что долгое время находился в полубессознательном состоянии. Когда не только тело, но и разум и воля отказываются служить…
Кьораку пришлось поискать. Как и следовало ожидать, в штабе отряда хозяйничала Исэ Нанао. Впрочем, она смогла с уверенностью указать, какие места следует проверить в первую очередь. Командир Готэй отыскался в беседке позади казарм.
– Ух, Бьякуя, ну и хреново же ты выглядишь! – Заявил он вместо приветствия.
– Я тоже рад тебя видеть, – ядовито отозвался Кучики.
– Давай, садись, – Шунсуй похлопал ладонью по скамейке рядом с собой. – Как себя чувствуешь? Домой-то заходил, или сразу сюда?
– Сразу, – сухо ответил Бьякуя, присаживаясь на скамью. Вопросы о самочувствии всегда его бесили.
– И сейчас, конечно же, сразу примешься за работу, – хмыкнул Кьораку. – Слушай, может, тебе все-таки стоит взять отпуск? Оклематься немного.
– Унохана и Куроцучи в один голос утверждают, что это неизлечимо, – без эмоций сообщил Бьякуя.
– Да, я слышал, – невозмутимо согласился Шунсуй. – Но я про то, что ты на ногах еле стоишь.
Сердце Бьякуи застучало сильнее.
– Я не могу доверить Абараю делать годовой отчет в одиночку, – сказал он.
– Сгоришь ты на работе, – усмехнулся Кьораку. – Ладно, дело хозяйское. Не в моих интересах запрещать тебе писать этот отчет.
– Я пойду. – Бьякуя поднялся. – Пора приступать к работе.
– Шел бы ты лучше домой, – посоветовал Шунсуй. – Не пугай отряд своей рожей.
Бьякуя неодобрительно на него покосился, ничего не ответил и отправился… домой.
***
Полюбовавшись на свою физиономию в зеркало, Бьякуя и в самом деле решил немного отсидеться в поместье. Ренджи с большим облегчением приволок ему необходимые бумаги, так что можно было приступать к отчету, не вылезая из постели. Первое время Бьякуя честно старался не переусердствовать и вести здоровый образ жизни: хорошее питание, крепкий сон, прогулки на свежем воздухе, медитации в саду. Силы понемногу возвращались, и он надеялся, что в скором времени можно будет приступить к настоящим тренировкам.
Хаями приходил в поместье каждый вечер, как на дежурство. Капитаны по обыкновению пили чай и неторопливо беседовали, как о делах тринадцати отрядов, так и на отвлеченные темы. Странной болезни, поразившей Кучики, они коснулись всего однажды.
– Слушай, – вполголоса, словно их могли подслушать, заговорил Хаями. – Мне тут Ренджи по секрету рассказывал, что у тебя такое уже было однажды. Что ты утратил контроль над занпакто, потому что он оказался подменен другим. Но потом ты справился с этим*.
– Здесь совсем другая ситуация, – покачал головой Бьякуя. – Тогда мне казалось, что я ломлюсь в закрытую дверь. Я не мог поговорить со своим занпакто, будто пытался сделать это в первый раз. Теперь же дверь открыта… но за ней ничего нет.
– Бредовая какая-то ситуация, – Хаями недоуменно пожал плечами. – Не могу себе этого представить. Но ты, похоже, уникум, – он усмехнулся. – Говорят, Куроцучи до сих пор роется в архивах в надежде найти хоть один похожий случай, но безрезультатно.
Визиты Хаями здорово поддерживали Бьякую. Это был единственный человек, которому было по-настоящему все равно. Если бы Кучики вдруг решил сдаться, он очень скоро стал бы никому не нужен. Нет, Бьякуя был уверен, что от него не отвернулись бы сразу, только лишь потому, что он перестал быть кому-то полезен. Рукия, например, регулярно находила бы время, чтобы побеседовать с братом, может, даже Ренджи заглядывал бы иногда, просто из вежливости. Но чем дальше, тем реже это бы происходило. Сфера их интересов лежит на территории тринадцати отрядов, и он, переставший быть частью Готэй, просто выпал бы из зоны их внимания. И все, которые теперь так рвались ему помогать или же сами просили о помощи, со временем забыли бы о существовании Кучики Бьякуи.
Совсем не то с Хаями. Он приходит сюда каждый день вовсе не потому, что считает себя обязанным это делать, а только лишь потому, что ему этого хочется. Он общается с Кучики не оттого, что им случилось стать коллегами, а просто потому, что тот его интересует, как личность. И ему совершенно наплевать, какой там у Бьякуи ранг, и какова его сила. Бьякуя был уверен, что окажись они вдруг оба подзаборными руконгайскими бродягами, их отношения бы не изменились. И даже если все позабудут капитана Кучики, Хаями все равно будет приходить в его дом, чтобы поговорить на множество интересных обоим тем.