Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 2
Шрифт:
Это не помешало ему поинтересоваться, что именно дядя Хэл знал о капитане Ричардсоне, и почему предлагал Уильяму приостановил свою разведывательную деятельность - очевидно, Papa уже сообщил дяде Хэлу, чем он тут занимается.
А вот еще пища для размышлений - если Papa рассказал своему брату, чем занимается Уильям, а затем дядя Хэл сказал Papa, что именно он знает о капитане Ричардсоне - если вообще было что-то, что могло дискредитировать капитана. И если он это сделал...
Он отложил письмо дяди Хэла, и разорвал первый конверт от отца.
Нет, о Ричардсоне ничего... Второй?
"Высокий мужчина всегда заметен в компании; тем более, взгляд его должен быть прямым, а платье опрятным."
Уильям улыбнулся.
В Вестминстере, где он ходил в школу, занятия проводили в одной большой классной комнате; она была разделена подвесным занавесом на высшие и нижние классы; таким образом, мальчики всех возрастов учились вместе, и Уильям довольно скоро узнал, когда - и как - нужно быть или незаметным, или выдающимся, в зависимости от окружающей его компании.
Ну, так вот. Независимо от того, что дядя Хэл знал о Ричардсоне, это не было что-то, что сильно обеспокоило папу.
Конечно, напомнил он себе, это не обязательно могло быть чем-то позорным.
Герцог Пардлоу был по-своему бесстрашен, но, как правило, чрезмерно осторожен в том, что касалось его имени и его семьи. Возможно, он просто считал Ричардсона человеком безрассудным; если бы это было так, Papa, скорее всего, доверился бы здравому смыслу Уильяма - но он об этом даже не упоминал.
На чердаке было душно; пот бежал по лицу Уильяма ручьями и уже насквозь пропитал его рубашку.
Фортнэм вышел снова, оставив конец своей походной койки торчать под совершенно абсурдным углом над ее выступающей частью. Зато это освободило достаточно места на полу, чтобы Уильям мог встать и пробраться к двери, и он наконец с облегчением вышел на свежий воздух.
Воздух снаружи был горяч и влажен, но... по крайней мере он двигался.
Уильям водрузил на голову шляпу и отправился узнать, где квартирует его кузен, Адам. "Неприятно громоздкий" звучало многообещающе.
Продираясь сквозь толпу фермерских жен, устремившихся к рыночной площади, он почувствовал, как хрустит письмо в кармане его мундира, и вспомнил про сестру Адама.
"Дотти посылает свою Любовь, которая места занимает гораздо меньше."
Дядя Хэл, конечно, хитер, подумал Уильям, но даже хитрейший из дьяволов имеет иногда слепое пятно.
***
"НЕПРИЛИЧНО ГРОМОЗДКОЕ" надежды оправдало: книга, бутылка превосходного испанского хереса, кварта оливок, удачно его дополнявших, и три пары новеньких шелковых чулок.
"Я просто купаюсь в чулках,"- заверил его кузен Адам, когда Уильям пытался поделиться с ним щедрыми дарами. "Думаю, матушка покупает их оптом и потом рассылает повсюду с курьерами. Вам еще повезло, что ей не взбрело в голову отправить вам целый ящик; лично я получаю пару с каждой дипломатической почтой - и если вы не сочтете неудобным объяснить это все сэру Генри... Однако от стаканчика вашего хереса я бы не отказался."
Уильям был не вполне уверен, что кузен о ящиках не шутит; Адам умел сохранить невозмутимую мину, что служило ему хорошую службу в отношениях со старшими офицерами, и прекрасно освоил семейный трюк Греев - говорить самые возмутительные вещи с совершенно каменным лицом. Тем не менее, Уильям посмеялся и крикнул, чтобы снизу им принесли пару стаканов.
Кто-то из друзей Адама принес сразу три, и услужливо остался для оказания помощи в распределении хереса. Другой приятель явился, по-видимому, из ниоткуда - кажется, херес и в самом деле был очень хорош - оторвав от груди полбутылки портера, чтобы добавить его к общим торжествам.
С неизбежностью подобных собраний, и бутылки, и друзья множились до тех пор, пока все поверхности в комнате Адама - по общему признанию, очень маленькой - не были заняты либо теми, либо другими.
Уильям щедро делился со всеми своими оливками, а также хересом, и когда стало видно дно бутылки, поднял бокал за свою тетушку и ее щедрые дары, не забыв помянуть при этом и про шелковые чулки.
"Однако, я думаю, ваша матушка вряд ли несет ответственность за книгу?"- сказал он Адаму, опустив пустой стакан и переводя дух.
Адам взорвался в приступе смеха, его обычная невозмутимость, по-видимому, растворилась в литре ромового пунша.
"Нет,"- сказал он, -"ни Papa, ни она. Это был мой собственный вклад в дело культульного... куртульного, я имею в виду, рав...звития Колоний."
"Вот лучшая сигнальная служба для человека чувствительного и цивилизованного,"- заверил его Уильям совершенно серьезно, демонстрируя редкую способность удерживать свой ликер в желудке, и умение управлять собственным языком, независимо от того, насколько скользкие темы могут встретиться на пути.
Общий крик - "Какую книгу? Какую книгу? Давайте посмотрим эту знаменитую книгу!"- заставил его, в результате, предъявить и жемчужину своей коллекции подарков - копию знаменитого Списка господина Харриса, "Дамы Ковент-Гардена"- который оказался щедро иллюстрированным каталогом прелестей, специальностей, цен, а также рейтинга доступности лучших шлюх, которых можно было найти сейчас в Лондоне.
Ее появление было встречено энтузиастическими возгласами, и после непродолжительной борьбы за обладание фолиантом Уильям с трудом его спас, прежде чем тот был разодран на куски - но позволил себе прочитать некоторые выдержки вслух, и его драматическое исполнение приветствовали исступленным восторженным воем и градом оливковых косточек.
Разумеется, литературные чтения всегда должны вестисть на трезвую голову, так что за ними последовали дальнейшие освежения и возлияния.
Трудно сказать, кто первым предложил, чтобы их новая Партия организовала собственный Экспедиционный корпус, с целью составления подобного списка и для Нью-Йорка. Тем не менее, тот, кто первым внес это предложение, был резко понижен в звании и обстрелян батареей бутылок с ромовый пуншем, а все имеющееся в наличии спиртное было слито в один котел - и немедленно выпито.