Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 2
Шрифт:
В то время, как сам Уильям испытал нечто вроде разочарования - он еще надеялся на возможность немедленного, физического реванша - генерала Хоу такое развитие событий радовало безмерно. Вместе со своими сотрудниками он переехал в большой особняк под названием Бикман Хаус, и немедленно приступил к укреплению своей власти в Колонии.
Среди старших офицеров росло раздражение, им хотелось гнать американцев до победного конца - разумеется, Уильям это мнение разделял - но генерал Хоу посчитал, что поражение и усталость истощат оставшиеся у Вашингтона
***
"А МЕЖДУ ТЕМ,"- рассуждал лейтенант Энтони Фортнэм, оглядывая душную мансарду, в которой трем самым младшим из штабных офицеров предстояло разместиться, "мы - оккупационная армия. Полагаю, это значит, что мы имеем право на некоторые удовольствия от постоя, не так ли?"
"И что это будет?"- спросил Уильям, бесплодно выискивая какой-нибудь пятачок, куда можно было бы пристроить потрепанный дорожный чемодан, в настоящее время содержавший большую часть всех его мирских благ.
"Ну, например, женщины,"- задумчиво сказал Фортнэм. "Разумеется, женщины. И, естественно, в Нью-Йорке найдется достаточно "мясных котлов" и увеселительных заведений?"
"По дороге сюда я что-то ни одного не видел,"- с сомнением сказал Ральф Джоселин. "А я смотрел!"
"Недостаточно внимательно,"- твердо сказал Фортнэм. "Я нутром чую, тут должны быть злачные места."
"Здесь есть пиво,"- предложил Уильям. "Я нашел достойный трактир, называется Французская Таверна, недалеко от Уотер-стрит. Я там выпил добрую пинту по пути сюда."
"Должно же быть что-то поближе, чем это,"- возразил Джоселин. "Я в такую жару и мили пешком не пройду!"
Дом Бикмана был удобно и приятно расположен, с просторной прилегающей территорией и чистым воздухом, однако находился довольно далеко, за пределами города.
"Ищите и обрящете, братья мои." Фортнэм подкрутил локон сбоку прически, уложил его на место и лихо накинул мундир на одно плечо. "Ты идешь, Элсмир?"
"Нет, не сейчас. Мне еще нужно написать письма. Если обнаружите какие-нибудь злачные места, я буду ждать письменного отчета. В трех экземплярах, имейте ввиду."
И, мгновенно обратившись к своим собственным делам, он бросил сумку на пол и достал небольшую пачку писем, которые вручил ему капитан Грисволд.
Всего их было пять; три из них с печатью его отчима, в виде улыбающегося полумесяца - лорд Джон писал ему точно пятнадцатого числа каждого месяца, хотя и в другие дни писал тоже,- еще одно от его дядюшки Хэла, при виде него Уильям улыбнулся; послания дяди Хэла часто бывали сумбурными, но неизменно забавными и увлекательными, - и еще одно, написанное незнакомой, но весьма женственной рукой, с простой печатью.
Заинтересованный, он сломал печать, открыл письмо и обнаружил две густо исписанные страницы от своей кузины Дотти. Брови у него поползли вверх; Дотти прежде никогда ему не писала.
Они так и остались задранными, пока он внимательно перечитывал письмо.
"Будь я проклят,"- сказал он вслух.
"Почему?"- спросил Фортнэм, который вернулся, чтобы забрать шляпу. "Плохие новости из дома?"
"Что? Ох. Нет, нет,"- повторил он, возвращаясь к первой странице письма. "Просто... интересно."
Сложив письмо, он положил его за пазуху, на самом безопасном расстоянии от заинтересованного взгляда Фортнэма, и взял записку от дяди Хэла, с печатью и гребнем герцогского достоинства. При виде его глаза у Фортнэма расширились, но он ничего не сказал.
Уильям закашлялся и взломал печать. Как обычно, записка занимала меньше страницы и не содержала ни приветствия, ни концовки - твердое мнение дяди Хэла заключалось в том, что, поскольку на письме был указан адрес, значит получатель его очевиден, печать явно указывала на того, кто его написал, а он сам не станет тратить время на переписку с дураками.
...Адам получил должность в Нью-Йорке, под началом сэра Генри Клинтона.
Минни передала с ним для вас несколько вызывающе, прямо-таки Оскорбительно Громоздких Вещей.
Дотти шлет вам всю свою Любовь, которая места занимает гораздо меньше.
Джон говорит, что вы делаете что-то для капитана Ричардсон. Я знаю Ричардсона, и я думаю, что вы не должны.
Передайте привет полковнику Спенсеру, и никогда не играйте с ним в карты.
Дядя Хэл, раздумывал Уильям, умеет передать больше информации - чаще всего совершенно загадочной,- потратив куда меньше слов, чем кто бы то ни было из его знакомых. Интересно, обманул его полковник Спенсер в карты, или просто был очень хорош - или очень удачлив - в игре?
Дядя Хэл, без сомнения, помянул об этом совершенно намеренно, потому что - и это было не последним из вариантов,- у Уильяма действительно бывал соблазн попытать счастья в своих навыках - весьма опасных, как он уже знал, если последовательно выигрывать у вышестоящего офицера. Однако разок, или два...
Но нет, дядя Хэл сам был заядлый - и очень хороший - картежник, и если он предупреждал Уильяма даже не пытаться, благоразумнее было бы принять предостережение.
Вполне возможно, полковник Спенсер был хоть и честным, и сдержанным игроком, но при этом человеком, склонным обижаться - и мстить, если его били слишком часто.
Дядя Хэл, хитрый старый черт, подумал Уильям не без восхищения.
Но что его действительно обеспокоило, так это, скорее, второй параграф. Я знаю Ричардсона...
В любом случае, он достаточно хорошо понимал, почему дядя Хэл опустил все детали; почта могла быть прочитана кем угодно, и письмо с гребнем герцога Пардлоу могло привлечь к себе нежелательное внимание.
К счастью, печати, похоже, не были подделаны - но он сам не раз видел, как его собственный отец снимает и заменяет печати с ловкостью почти невероятной, просто горячим ножом,- и с тех пор не питал на сей счет никаких иллюзий.