Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
В предыдущие попытки Павел в это время еще только подъезжал к Запорожью, вот почему и не встречал ее.
Нет, заговаривать с Клёпой он не должен, мало ли что могла сказать ей Саша, мало ли чем объяснить свое возвращение домой без мужа и без денег. Конечно, Саша не такая дура, чтобы сказать правду, что он осужден как убийца и расстрелян. Зачем ей это нужно? Но то, что он погиб, она вполне могла сказать, даже наверняка сказала. И вдруг он явится Клёпе на глаза — здрасьте! Это прямой путь к ее погибели от разрыва сердца.
Но если, не дай Бог, Саша не застала Агриппину Фотиевну живой, тогда она, нуждаясь в сочувствии после потрясения с контрабандистом, могла рассказать свои беды кому-то другому из родни. Нет, он для них — труп. И незачем пугать старушек.
Что-то убеждало Павла в правильности выбранной тактики. И вот однажды он дождался своего — увидел постаревшую Агриппину Фотиевну, с палочкой и в неизменной шляпке. Эта шляпка как раз и привлекла его внимание, иначе бы и не заметил. Старушка шла под руку с какой-то закутанной в клетчатый платок толстой теткой. Она сама должна меня увидеть, — вдруг догадался Павел и поспешил очутиться в поле бросаемых ею взглядов. К своему ужасу в это мгновение в толстой тетке он заподозрил Сашу и лишь успел отвернуться, чтобы остаться неузнанным. Теперь он не знал, посмотрела в его сторону Агриппина Фотиевна или нет.
Женщины прошли в дом, а Павел удалился от прежнего места. У газетного киоска, стоящего возле парка, он нашел безопасную точку, с которой можно было наблюдать нужный подъезд. Прошло с четверть часа. Сердце Павла едва успело успокоиться, как двери подъезда опять раскрылись и выпустили из себя его дорогую бывшую тещу. Теперь она была без спутницы.
Оказавшись на улице, она посмотрела туда, где Павел стоял раньше, и, не увидев его там, начала оглядываться по сторонам. Наконец ее взгляд явно остановился на нем. Агриппина Фотиевна медленно прошла к переходу, пересекла проспект и повернула к киоску.
Делая вид, что рассматривает газеты, Павел обошел киоск и нырнул за ближайшие сиреневые кусты. Оттуда можно было пройти на остановку и незаметно вскочить в трамвай. Но, не спеша бежать, он остановился и стал ждать, что сделает старушка, подойдя ближе.
— Павлуша, — тихо позвала она, остановившись у тыльной стороны киоска. — Выходи, не бойся. Никто не знает, что ты здесь.
— Это вы мне говорите? — Павел вышел из-за кустов, стараясь делать вид, что не узнает ее.
Он готов был заявить, что она обозналась. Но… не смог, потому что Агриппина Фотиевна тотчас прильнула к нему.
— Голубчик мой, уцелел... Как же тебе удалось?
— Как Саша? — первым делом спросил Павел. — Как ваше здоровье?
— Ничего, еще скриплю... А с Сашей, голубчик, плохо, — и Агриппина Фотиевна рассказала о Сашиной жизни, что у той есть муж и новый сын, что в браке она несчастлива... — А дети твои уже взрослые. У Люды семья, сыну шесть лет, муж хороший. И у Бори недавно дочка родилась, жена из приличной семьи.
— Я могу чем-то помочь Саше? — спросил Павел.
— Да чем же ты ей поможешь? Жилье у нее есть, работа есть, а вот муж...
— Кто он? Я могу его знать?
— Ой, Павлуша... — Агриппина Фотиевна махнула рукой. — Твой бывший кучер, Пронька Николенко. Понимаешь, — заспешила объясниться она, видя, как Павел изменился в лице, — ты же ей наказал переменить фамилию... А этот ирод как раз с женой разошелся, ну я и присоветовала... Это я виновата. А теперь Саша от него отбиться не может. Или не хочет, я даже не пойму.
— Да он же пьяница! — брезгливо воскликнул Павел. — Последний человек...
— Да... — согласилась Агриппина Фотиевна. — Все так и есть.
Их расставание было грустным. Тем не менее они договорились, что Павел будет искать пути, чтобы поддерживать отношения с бывшей тещей.
— Только вы ни в коем случае не говорите обо мне Саше, — попросил он. — Не надо ее тревожить. Разве что... пусть бы она как-нибудь узнала, что я жив. И дети пусть бы узнали...
— Я скажу ей, что мне был вещий сон, — пообещала Агриппина Фотиевна. — Ну, а с детьми пусть она сама говорит.
При расставании они долго смотрели друг другу в глаза, и взгляды их светились неподдельной приязнью.
Слава Богу, теперь Павел знал истинные имена и адреса своих детей. Знал также, сколько всего оставит им в наследство и как это наследство оформит. Этой заботе он посвятит свое будущее время, чтобы все выглядело безукоризненно. Он продумает и подготовит все схемы.
Также он понял, что прошлого больше не вернуть — Саша навсегда для него потеряна. Во-первых, этот ее сын, что наверняка, такой же мерзавец, как и отец... Вряд ли он, Павел, сможет принять его. Во-вторых, он теперь представлял, как изменилась Саша под влиянием нового мужа: нельзя, живя со скотиной, оставаться графиней. Ее податливая душа, увы, скорее всего, невосстановимо лишилась лучших качеств. Наконец, в-третьих, самое грустное — после стольких родов, на которые обрек ее второй брак, Саша утратила прежнюю привлекательность.
Просто она решительно во всем стала другим человеком. Нет больше его Саши.
Как и в пору женитьбы, Павел чувствовал себя молодым и здоровым, а жену свою нашел столь постаревшей, потерявшей вид, что, кажется, теперь их разделяют десятилетия. Эта внезапно открывшаяся правда поразила его хуже ножа предателя. Почему-то его не изменили угроза смерти, жизнь под чужими именами и трагедия вечных скитаний, а любимую женщину изуродовала нищета и союз с низким человеком.
Нет, он не винил ее, но не винил и себя. Он вспоминал, как отразилось на нем нападение махновцев. После него он вернулся домой, в Багдад, жалким, изломанным неудачником, просто уничтоженным человеком. С этого и начались все беды… И вот теперь то же самое повторилось с Сашей.
Павел осознавал, что зараза, как он называл пристрастие к игре в карты, сидит в нем, она никуда не исчезла и в любой момент может поднять голову. Он не восстановился после своих падений, не очистился от пробудившейся в нем скверны. Поэтому при прощании сказал Саше, что умер раньше срока и на земле осталась лишь его оболочка, тень. Вот и ее изменения, увы, необратимы. Разница лишь в том, что ему открылась истина о себе, а Саша, пожалуй, не догадывается, что ее прежней — уже тоже нет. Следовательно, если она узнает, что он жив, что он здесь и не позвал ее к себе, то возненавидит его смертельной ненавистью — такое отступничество не прощается. И все же лично ему надеяться на чудо не стоит, надо начинать жизнь заново.