Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
Долго в своих мыслях прощался Павел с Сашей, гнал от себя ее молодой образ, любые счастливые воспоминания. Наконец, дабы ускорить свое очищение от прошлого, нашел в Макеевке молодую женщину, которая показалась ему подходящей на роль жены. Конечно, официально он жениться не собирался, тем не менее вскоре та женщина уже ждала от него ребенка.
А через полгода началась война.
Като с мужем решила бежать в Узбекистан, подальше от очагов войны, на восток. С ними Павел отправил и свою женщину.
Сам же остался на месте. Ему надо было попасть на территорию с размытыми границами, чтобы еще раз поехать в Ирак. Там он планировал дерзкое дело — перевести свои счета, недвижимость, землю и прочие богатства на старое имя, отцовское. Благо, что документы он сохранил. Прошло так много лет, что вряд ли кто-то им заинтересуется и сможет об этом узнать. Врагов его нет в живых, имя их убийцы ничего не скажет багдадовцам, тем более, что человека с таким именем нет в живых.
И потом — после этой операции он немедленно уедет из страны. Искать его в Советском Союзе, где идет война, никто не догадается, не рискнет, даже если захочет. Да и как его, постоянно меняющего паспорта, найти там?
Это его первое бегство из Багдада до Кишинева легко было проследить, потому что документы он сменил только в Кишиневе, а ехал-то — по старым. Надеялся, что после смены имени его в новом большом городе не найдут. Но… случайная встреча — проклятый враг знал, где его караулить.
А теперь он уедет из Ирака под именем, которое совсем никто не связывает с ним прежним. Так что веревочка в Багдаде и оборвется. Пусть ищут, кому вздумается!
В Багдаде он сделает завещание в пользу советских граждан, своих детей Людмилы и Бориса.
Остальное устроить было проще — подобрать удачный момент, объявить себя, носящего старое имя, умершим и отослать в Советский Союз завещание. Нотариуса он найдет, остальные дела тоже уладит с помощью багдадских родственников. Павел все продумал, все нити связал, так чтобы один раз съездить в Багдад, а потом вернуться в Советский Союз и больше из него не отлучаться.
Часть II . Отстоять Россию
Не сдав ни пяди дорогой земли,
Они дыханье отдали стране,
Их образы сияют нам вдали,
Их клятва раздается в тишине.
Владимир Аврущенко
погиб на Юго-Западном фронте в 1941 г.
Безотцовщина
Наконец-то Борис попал в дом, где родился! Родители, конечно, рассказывали ему историю их бегства в Багдад, которая там не казалась страшной, а скорее рисовалась забавной — ичь, как отец и Григорий Никифорович Пиваков здорово отбивались от тупых махновцев! Но теперь он побывал на чердаке, облазил кровлю, осмотрел наружные стены хаты и везде видел следы настоящего штурма — сильных ударов и выбоин с трещинами, отметин от пуль, зазубрин, глубоких царапин и расколов. Сначала хотел посчитать все эти раны, но потом сбился со счета. Зато не просто понял, а почти шкурой почувствовал, насколько это было страшно — слышать выстрелы и свист пуль и понимать, что целятся в тебя.
1932-1933 учебный год Борис просто пропустил. Это было сделано по совету директора школы, к которому обратилась Александра Сергеевна. Он встретил ее вежливо, но настороженно — как же, она ведь приехала из буржуазной страны и могла быть шпионкой! Приспособленцы и перестраховщики по собственному почину боялись помогать тем, кто прибыл в Советский Союз из-за границы. Этот директор категорически заявил, что брать в пятый класс ребенка, не знающего украинского языка, нельзя.
— Пусть годик погуляет, обвыкнется, — более мягко сказал он. — А то так сдавайте мальчика в третий класс.
— Но моему сыну уже 13 лет, — возразила Александра Сергеевна, — ему плохо будет среди малышей.
— По сути, мы должны были бы проэкзаменовать его, может он вообще ничего не знает... — сказал директор, намекая, что он и так милостив с посетительницей и ее сыном.
Александра Сергеевна от возмущения чуть не проговорилась, что в Багдаде его экзаменовала серьезная комиссия и порекомендовала продолжать обучение в средних классах школы, но вовремя спохватилась: табу на упоминание Багдада никто не отменял. Ведь у них были румынские документы, купленные Павлом Емельяновичем в Кишиневе сразу по приезде туда! А в Бессарабии была своя система оценки знаний и никаких экзаменов дети после начальной школы не сдавали.
Пришлось ей согласиться с директором и отдать Бориса в третий класс.
Как она и предполагала, третьеклассники начали задираться к явно городскому переростку, насмехаться над его прилежанием и аккуратностью, передразнивать акцент и неправильный выговор слов... Короче, однажды они так довели его, что Борис ударил кого-то из детей и отказался обучаться в одном классе с обидчиками.
Мать с ним согласилась и дала ему возможность вжиться в новую среду, привыкнуть к украинскому языку и вообще освоиться — на свободе, а не в школе.
Но до наступления нового сентября ей стало уже не до Бориса — у нее появился новый сын, да и подаренная Агриппиной Фотиевной хата не была достроена, так что забот хватало.
И все же Александра Сергеевна и Борис опять пришли к директору школы, чтобы записаться в пятый класс. Теперь мальчику устроили собеседование по украинскому языку и по истории Украины. С вопросами по языку он справился хорошо, а в ответах по истории путал Украину с Советским Союзом, и его опять в школу не взяли.
Чтобы долго не описывать мытарства Бориса со школой, скажем, что каким-то невероятным образом он все-таки проучился там два года и в положенный по его возрасту срок сдал все экзамены за седьмой класс, получив документы об окончании неполной средней школы.
Это была не учеба, а мучение. Отчим постоянно упрекал пасынка в дармоедстве и нахлебничестве, отрывал от уроков, заставлял то помогать с достройкой хаты, то нянчить нового ребенка, то зарабатывать деньги на свое содержание там, где подростков брали на временную работу. А потом и вовсе нашел ему постоянное занятие: ходить на железнодорожную станцию и выбирать из отвалов паровозной золы несгоревшие угольки. Каждый день Борис приносил домой одно-два ведра отличного топлива, а отчим продавал его и пропивал вырученные деньги.