Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
— Тебе, может, погонщик нужен? — спросил я.
— А то и нужен! Видишь, еле плетемся.
Я пересел к ней, а мои два Никиты поехали в село без меня. Мы с той молодкой познакомились. Оказалось, что она секретарь в колхозной конторе, везет очередной отчет коменданту. Ну, приехали туда, куда ей надо было. Пока она управлялась у коменданта, я гулял.
Наконец, поехали мы назад. Привезла она меня домой и уехала. Мужики тут же спрашивают:
— С кем это ты приехал?
Я рассказал, что женщина ехала по делам к коменданту и я попал к нему вместе с ней. Мол, поговорил с комендантом, все разузнал... Короче, соврал им.
— Что комендант сказал? — спрашивают.
— Сказал, что мы дураки, что незачем нам было срываться со своего места и слепо покоряться полиции, что из наших краев еще никто не уезжает... — ну и все такое прочее наговорил им.
— Так тогда то... давайте так, — соображают мужики, — Может, будем возвращаться?
— Давайте, — согласился я.
Мы опять запрягли лошадей и поплелись назад. Приехали к переправе, ждем, что будет дальше. Когда немцы ничего... пропустили нас. Видим, там едут их отступающие части: те туда, те сюда... Заехали мы в Запорожье.
Тут начало вечереть. Значит, надо останавливаться на ночлег. Кони устали...
Только распрягли лошадей, сами расположились, как заявляется сюда наш начальник полиции, Андрухов!
— А это что такое?
— Да мы... — говорим, — возвращаемся...
— Нет! Немедленно отправляйтесь на ту сторону Днепра! Немедленно!
Все. Нельзя ехать домой. Мы же хотели... думали опять где-то пересидеть. Ну, значить, будем ночевать тут.
Побег и новый угон
На нашей подводе ехали кроме Самуила Григорьевича Пиваков Александр Григорьевич[39], Алешка Ермак, это зять Самуила Григорьевича, и я.
Самуил и говорит:
— Соломки бы в поле набрать, я видел там стог... Мы проезжали... — Запорожье тогда маленьким городом было. — Надо вернуться на край, ближе к хуторам, и набрать полные мешки...
Вижу, что он решил бежать в Славгород. Но я же не могу отстать, тем более, что на его бричке мои гуси едут, которых я брал из дому для прокорма. Они остались целыми и невредимыми и сейчас возвращались со мной.
Я Самуилу шепнул, что оббегу квартал и встречу их на углу, чтобы никто не понял, что мы сматываемся отсюда.
Одним словом, мы удрали и на рассвете были уже на месте.
Остановились возле нашей улицы, я со своими гусаками пошел домой, а остальные поехали дальше — они все жили на одной улице, рядом с моей матерью. Я тихонько постучал в окно — жена и ее бабушка были дома. Значит, все.
Зашел я в хату и первым делом их предупредил:
— Я пришел, но вы — ни гугу, молчок! Никто не должен знать, что я дома. Буду сидеть взаперти, пока наши не придут.
И что?
Не успел я раздеться, вдруг стучит в окно Нинка Прядко, или Сулима, если по мужу. Глухая тетеря, говорит громко, сто раз переспрашивает... Как? Откуда? Через четверть часа все уже знали, что я пришел домой.
— Хозяин дома? — орет под окном.
— Та... — Прасковья Яковлевна замялась. — Нет его.
— Как нет? А в центре сказали, что Самуил приехал! А где же наши мужья?
Вот неудача — Самуила увидели! А Нинка продолжала орать:
— А где мой Максим?
Я не выдержал, вышел:
— Ну чего ты орешь? Остался там твой Максим.
Вот так получилось, что не удалось мне затаиться и тихо дождаться своих. Так обидно было! Ну чего в такое опасное время, когда каждый старается в землю зарыться, спрятаться, ходить по хаткам и орать? Я готов был удавить эту заразу...
Тем временем немцы по-прежнему в Славгороде не ночевали. И я решил, пока их нет, зарезать нашего кабанчика, а то иди знай, как оно будет дальше. Кабанчик был уже большой, килограмм на 120-130, давно надо было его прибрать. Я же не знал, когда опять домой попаду... Ведь опять надо было убегать куда-то в такие места, где бы пересидеть без лишних глаз...
Управился я с кабаном, осмолил, сало засолил...
А тут прибегает посыльный с управы, холуй какой-то:
— Борис, иди. Донец сказал, что будем снова эвакуироваться.
Ага, значит, Донец тоже приехал! Тут я повеселел. На следующий день собрались мы все, беглецы... Всего нас оказалось 13 человек. Поехали 2-мя бестарками.
— Куда бежать будем? — спрашиваю. — Опять за Днепр или тут где-то отсидимся?
— Будем пробовать, — решил Донец, — остаться здесь.
Пошли мы... в Терновку[40], там поселились, разошлись по хаткам, переночевали. А днем приходят местные полицаи, опять с претензиями.
— А это, — обводят нас дулами свих винтовок, — что за банда тут собралась?
— Оно тебе надо? — спрашиваю у него.
— Русские идут! — орет он на меня. — Вы их ждете? Завтра стрелять в нас будете? Убирайтесь отсюда!
Куда дальше? Начали мы выбирать... Задумались наши старшие товарищи — Семен Алексеевич (Прасковьи Яковлевны родной дядя), Никита Филиппович, тот же Донец...
— Едем в хутор Зеленый[41], — наконец говорит Никита Филиппович, — это недалеко, рядом с Варваровкой[42]. Совершенно глухой уголок. Заедем туда и будем прятаться.
Приехали мы в хутор Зеленый, рассредоточились там, чтоб не стоять бандой. Действительно, никого нет, глухое село. Переночевали. Утром видим — рядом, как и говорили, виднеется Варваровка, а вниз от нее, к Днепру ближе, — колхозный свинарник.
И вдруг крик, пальба... Что такое? Заехала машина с немцами, и немцы начали расстреливать свиней. Ужас! Животные-то при чем... Господи...
Мы, конечно, испугались. Хотя у нас брички, видно, что мы едем — эвакуируемся. И мы дрогнули, решили тронуться с места, выехать в степь... А там спрятаться под посадкой...