Эхо войны
Шрифт:
— Битум, ты чего? Это же ржавое старье валяющееся в пыли….
— В прошлый раз железяки там не было! И куста того высокого не было! За день вырос что ли?! — уже в голос рявкнул я, досадуя на заторможенность Инги — Стреляй! Патрона жалко?! Э-э-эй! Тревога! Тревога! Тревога! — упав на живот, я засунул голову в кузов грузовика и закричал — Тревога! Сейчас нападут!
Д-дах!
Инга меня послушалась. Выстрелила. Считай что в упор из мощной снайперской винтовки. Я вскинулся достаточно быстро, чтобы увидеть свежую дыру в старом ржавом металле на подлетающей в воздух искореженной дверце и рванувшееся из-под нее окровавленное
Д-дах!
Следующим выстрелом девушка угодила в центр высокого пышного куста, что никак не мог вырасти за прошедший день. И снова брызжущая кровь, сдавленный хрипящий крик, вылетевший из-за куста мужик держащийся руками за простреленный живот. Д-дах! Враг падает, бороздит пальцами песок и затихает.
— Куда бить, Битум?! — крик Инги заставил меня крутнуться на месте словно в танце дервиша и указать на еще одно место — мусорную кучу из ржавых консервных банок, стеклянных и пластиковых бутылок, сухих веточек и целлофановых разноцветных пакетов, трепещущих на пустынном ветру.
Д-дах!
Хлещущий выстрел выглядит как удар бога…. — мусорная куча подлетает вверх целиком, она оказалась хитроумно сделанной накидкой на сетчатой основе из проволоки. Под ней скрывался вооруженный висящей на теле веревкой с десятком заполненных какой-то жидкостью бутылок совсем молодой парень с искаженным от боли лицом, с развороченным пулей правым плечом. Он роняет зажатую в правой руке бутылку, та разбивается в осколки, жидкость плещет на землю и ноги парня. Крича, он сдирает с веревки бутылку, в другой руке внезапно зажигается огонь — зажигалка? Спичка?
Д-дах! Рука с зажигалкой бессильно опускается, горящий огонек летит к земле. Вспыхнувшее вдруг пламя заставляет дважды раненого воина пуститься в безумный танец посвященный огню, что жадно лижет его ноги до самых бедер. Он падает, пытается засыпать горящие ноги песком, но забывает, что на его груди и животе висят стеклянные бутылки, одна из которых ударяется о землю и разбивается. Новая вспышка огня полностью закрывает его ноги и низ живота. Он вновь вскакивает и с жалобным криком бежит куда-то прочь, в пески, то и дело подпрыгивая, взбрыкивая пылающими ступнями, хлопая себя по бокам руками, будто собираясь взлететь,… за ним тянется черный чадный дым.
Несущий грузовик оставляет умирающего жуткой смертью человека позади. Через пулеметное гнездо на крышу кузова один за другим выбираются два бойца, тут же падают на живот, наводят дула автоматов в разные стороны — по бокам грузовика. Они ищут цель и вскоре находят — впавшие в панику враги начинают покидать убежища раскиданные вдоль дороги. Местные обитатели бегут прочь, под крутым углом уходя от дороги, подставляя спины под выстрелы.
Инга на этот раз не стреляет, предпочтя перезарядить винтовку. Однако все три наши машины изрыгают частый автоматный и пистолетный огонь, люди противника один за другим падают, трясутся в агонии и быстро затихают. Из их тел хлещет ярко-красная кровь отчетливо заметная на сером и желтом фоне местных песков. От крови песок темнеет, становится багровым на какое-то время, становясь похожим на оставленные нами позади пески и полностью оправдывая свое название Кызылкум….
Я перестаю замечать новые засады — их попросту больше нет, враг морально
— Там! — кричу я, указывая пальцем в сторону от преодолеваемого нами пути. Прямо по бездорожью, по песку, на нас медленно надвигается облако густой пыли, скрывающее нечто гневно ревущее двигателем, идущее наперерез, так, чтобы успеть нас перехватить.
Машина… это понятно. Но что за машина?
Выстрел! Такой же, как и наши по звуку, вот только направленный не от нас, а к нам!
Выстрел!
В автобусе начинает тонко кричать один из бессадулинских, из окон начинается ожесточенная пальба, направленная только в одну сторону — где за укрытием из туго набитых песком мешков залег хорошо вооруженный враг, владеющий столь же смертоносным оружием, как и мы. Пули вязнут в их защите. А вот у них получается лучше — автобус дребезжит от частых попаданий, добавляется ору.
Косой Ильяса стоя на коленях, стреляет сразу из двух пистолетов, его руки ходят ходуном от отдачи, думаю, не меньше трети пуль ушло в небо под крутым углом, ушло в никуда. Но ощерившийся зло Ильяс продолжает орать и стрелять до тех пор, пока не кончаются патроны в обоймах.
О черт… — один из людей Татарина сидевших на крыше машины получает ранение в грудь, отшатывается назад, с воплем снова наклоняется вперед, но при этом не убирает пальца со спускового крючка, ствол оружия наклоняется вниз. И автомат злобно кашляет смертью, выплевывая ее вниз, прямо в крышу автобуса, с пренебрежительной легкостью пробивая ее насквозь и часто-часто вбивая пули во взвывших от боли и ужаса людей, находившихся в салоне.
Д-дах!
Выстрел мгновенно среагировавшей Инги разбивает голову умирающего как перезрелую дыню. Треск почти опорожнившего магазин автомата обрывается. А вот крики не затихают — как минимум четверо ранены, кто-то наверняка убит.
Удача решила покинуть нас….
Взревевший грузовик поддает газу, автобус надрывно визжит двигателем в ответ, так же пытается ускориться, но получается у него крайне плохо. Бойцы Татарина перегрузили транспорт ящиками с оружием, пожадничали, бывший школьный автобус едва двигается, он похож на грузного толстяка с дикой одышкой, который и налегке-то еле шагает, а тут ему еще увесистый рюкзак за плечи повесили…. Того гляди случится сердечный удар, мотор захлебнется, захрипит и замолкнет — и если автобус заглохнет….
Тишина….
Она установилась не сразу, прошло несколько минут, прежде чем Борис заставил заткнуться самых ярых стрелков, что успели метнуть и несколько гранат — просто так, бросили их куда попало, снаряды с рявканьем вырыли в песке неглубокие ямы, посекли пустыню осколками. Зачем гранаты потратили?
— Продолжаем движение! Продолжаем движение! — гремела четкая команда, три машины шли вперед.
А из дверей автобуса, чуть ли нам не под колеса, выбрасывали трупы залитые кровью — трех человек одного за другим. Мертвецы падали на песок, пятная его кровью. Красной влагой истекал и сам автобус — сквозь его дырявое днище вытекала кровь, за машиной тянулись прерывистые следы.