Эхо времен
Шрифт:
Она помнила кое-что о синестезии — об этом явлении говорили на университетских занятиях по неврологии. Некоторые люди приписывали вкус фигурам и телам определённой формы, а звукам — цвет. Преподаватель тогда говорил, что истинной сути этого явления никто не знает, но что оно, согласно существующей гипотезе, берет своё начало в лимбической системе, где происходит корреляция символов и эмоций.
«Где символы и эмоции танцуют», — мелькнула у Сабы неожиданная мысль.
Эта мысль заставила двигаться её руки, и на экране появилась новая комбинация идеографов.
— Ты
Женщина вздрогнула. Она и забыла, что её наставник все ещё стоит рядом с ней.
Мариам не осознала, что именно она сделала, поэтому вернула внимание собственным рукам и символам, расположившимся поперёк экрана. Медленно, постепенно она начала улавливать их смысл — вернее говоря, она перестала пытаться навязывать им какой-то смысл и стала позволять им говорить — танцевать? — самим по себе.
С точки зрения организации символы и вправду очень походили на китайскую письменность. Профессор понимала основные её принципы, хотя ни говорить, ни читать по-китайски не умела.
Но обнаружение знакомой структуры подстегнуло процесс поиска общности между существами, которые во всем остальном были так далеки друг от друга во временной реальности. Чудо сходства структуры — наличие рук, головного мозга, органов речи и глаз — привело к сходству в языках. Это была связь, универсальная связь.
И проникновение в эту связь было очень волнующим.
— Я найду тебя, Екатерина, — сказала Саба призраку, когда Жот неожиданно вышел из аудитории. Потом ей пришлось самостоятельно искать дорогу к своей комнате.
Там женщина с невероятным облегчением рухнула на кровать и сразу крепко уснула.
Разбудили её жажда и озноб. Заспанная, продрогшая, она встала, чтобы налить себе воды. Как только она поднялась с кровати, в комнате зажёгся свет. Саба открыла кран, налила воды, помедлила, а затем включила звуковой душ и пару раз пронесла стакан через него.
Вода оказалась чистой. Музыковед была уверена в том, что поле звукового душа убивает микробов… но почему же тогда она заболела?
Она вздохнула и жадно выпила воду. Потом неохотно приняла очередную дозу лекарств. Вскоре лихорадка должна была отступить, и тогда можно будет снова приняться за работу.
Беспокойство подстегнуло Мариам. Она включила компьютер, поморгала, глядя на расплывающийся перед глазами экран, и решила подождать, пока не подействует лекарство.
Но беспокойство вызывало у неё одно сильнейшее желание: оказаться на свежем воздухе при свете дня.
Наступило ли утро? Надо было это выяснить.
Саба пропустила через рамку «душа» свой балахон и натянула его, облегчённо вздохнув, когда ткань волнами пробежала по её телу до самого пола. Потом она нажала клавишу возле двери, дверь открылась, и женщина бесшумно выскользнула в коридор.
Она не пошла вниз. Так можно было добраться только до большой мозаики, изображавшей солнце и звезды, а также до учебных аудиторий, именовавшихся здесь «комнатами знаний». Внизу их располагалось очень много.
Вместо этого музыковед впервые направилась вверх.
Шагая, она размышляла о йилайлских метафорах и образах. Особый интерес представляло то, что в человеческих и йилайлских идиомах употреблялись противоположная символика: для человека верх и свет означали свободу, возможность, красоту. «Танцевать — свободно — под солнцем». Многие ли народы были способны создать такой сильный образ?
Для йилайлов гармония — то есть Великий танец — означала темноту. Предпочтительными направлениями были «вниз» и «во тьму». Саба бессознательно переняла этот образ мышления, и это было неизбежно для того, кто старался обучиться ти(фью)ки.
Верх — это было нежелательно. Вверху была… опасность?
Саба нахмурилась, думая о мелких жестах и выразительных средствах, которые она бессознательно почерпнула, пытаясь добиться большей степени понимания.
Была ли там опасность? Она шла по пандусу уверенно и ровно. Желание света, покоя и воздуха было слишком велико.
Никто не воспрещал ей подниматься наверх, но женщина ни разу не видела, чтобы хоть кто-то туда поднимался.
«Но ведь что-то там есть», — думала Саба, продолжая своё восхождение и поглядывая по сторонам. Тут даже какие-то комнаты были.
Она остановилась, прижала ладонь к двери. Комнаты находились на большом расстоянии одна от другой. Комнаты? Или переходы?
Профессор нажала на серебристую клавишу, и, к её изумлению, дверь открылась.
Женщина заглянула в проем, а на самом деле выглянула наружу. Это была не комната, а что-то вроде балкона, нависавшего над крышами домов. Отсюда можно было полюбоваться утренним солнцем. Вдалеке Мариам увидела зеленую полосу джунглей, вплотную подступавших к границам города. В стороне — край заброшенного космопорта.
Профессор ступила на балкон и остановилась в нерешительности, потому что увидела несколько застывших в неподвижности фигур.
Трое из этих существ не были ей знакомы, а четвёртым оказался Жот.
Сейчас на нем не было полотняного балахона. Саба смерила его взглядом сверху вниз, разглядела чешуйчатую кожу, крепкие продольные мышцы, характерные для обитателей морей. При ярком свете солнца желтоватые чешуйки отливали зеленоватым, и казалось, что Жот светится.
Музыковеда вдруг охватило желание сбросить одежду, которая показалась ей неудобной и тяжёлой. Как приятно было бы просто стоять, дышать свежим воздухом и чувствовать прикосновение солнца к лицу, груди, рукам!
Она сделала глубокий вдох и заставила себя уйти.
Её ждала работа.
Желание выйти на воздух не покидало её все время, пока она спускалась по пандусу к своей комнате. Но чувство долга, по обыкновению, отрезвляло. Наступило утро, скоро нужно будет послать сообщение Гордону. Женщина ушла от зовущего к себе света солнца — и глаза у неё начали слипаться, во рту пересохло, но чувство долга, ставшее уже давно её вторым я, приказывало вернуться к реальности и работать.
Чем заняться до времени связи?