ЭХО. Предания, сказания, легенды, сказки
Шрифт:
Долго спорили, едва не побранились, однако Шарпылу и самый старший черт не переспорил бы. Так и порешили- идти к пустыннику.
Села ведьма на метлу, помахала рукой Шарпыле, взвилась высоко в небо и, поравнявшись со звездами, пропала из виду.
…А казак с чертом пошли рядышком, как друзья-товарищи. Насыплет Шарпыло черту табачку из своего кисета, а тот его своим угощает. Только успеет Шарпыло набить свою люльку, черт ему огонька подносит. Подумал Шарпыло: «Не худо бы чарку горилочки хлопнуть»,
«А черт, даром что черт, — неплохой парень», — подумал казак.
А черт ему:
— Помоги мне, поговори с Одаркой, она тебя слушает. А я тебе за это, какую скажешь, службу сослужу!
— Да мне что? Коня доброго, а так мне больше ничего не надо.
Вскочил черт на ноги:
— Я тебе конь! Обернусь конем, пять лет тебя возить буду, а с Одаркой там заживу.
— Ну что ж, вроде бы договор подходящий, только тебе того — не тяжко будет меня возить?
— Да нет, не тяжко, а спокойней. По крайней мере, знать буду, что Одарку сбивать не станешь. Зайдем к пустыннику, справим свадьбу — и айда на Сечь!
Как стемнело, пошли лесом. Только чудно Шарпыле: ни месяца, ни звезд, тьма кромешная, а все ясно видно. Куда ни глянь — нечистая сила. Из-за куста леший морду вытянул, борода у него, как трава, зеленая. Упыри в немецких кафтанах с ветки на ветку перескакивают, красными кушаками подпоясаны. Все черту кланяются. Как пошли мимо болота, повыпрыгивало чертенят навстречу — сколько их там, не сосчитать.
Зеленые, рожки еще не выросли, а хвостики уже есть. «Здравствуйте, дяденька!» — кричат, а как Шарпылу приметили, тотчас угомонились. Видят, что запорожец, — испугались.
— Не бойтесь, детки, — говорит черт, — это, чтоб вы знали, мой сват, Гнат Иванович.
Захотел Шарпыло чертенят подразнить, показал им кукиш, а они засмеялись, хвостиками завиляли, заплясали и все разом пищат:
— Спасибо, дядя Гнат, за подарочек!
А черт и говорит:
— Ты их и пряниками не корми, только дай кукиша.
Когда рассветать стало, подошли казак с чертом к долине, а в ней большая слобода стоит.
— Видишь ту хату в вишневом садочке, — сказал черт, — там Одарка живет… Переднюешь у нее, а я, как солнце зайдет, приду. Я б и теперь с тобой пошел, да, боюсь, петухи закукарекают, чтоб им посдыхать!
Ведьма встретила Шарпылу на пороге с хлебом-солью, поклонилась ему мало не до земли.
— Спасибо вам, — говорит. — От меня, бедной сироты, бог и люди отворотились, а вы меня не гнушаетесь.
Неуютно в хате. Окна большие, а как-то темно. В углу без икон пустота.
Ведьма то взглянет на запорожца, то глаза потупит, то улыбнется, то опять загрустит. Подошла поближе и говорит ему шепотом на ухо:
— Ничего мне, Гнат Иванович, что замыслили, не рассказывайте, а то чертов Трутик все будет знать.
— Не бойся, моя милая, не бойся, красавица, — утешил ее Шарпыло. — Не услышит, хоть бы я вот что с тобой сделал! — взял да и перекрестил ведьму.
Как перекрестил, так и ударило ее об пол, посинела, пена на губах выступила, клубком всю ее скорчило.
— Тьфу, господи! — испугался Шарпыло. — И дернул же меня черт ее крестить! Того и гляди, окочурится.
Однако и тут запорожская смекалка выручила: пальцы кукишем переложил и ведьме под нос. Кое-как очухалась и простонала:
— Ой, горюшко, до чего больно было, как бы кто вилами сердце насквозь проткнул! Вы уж меня, ради господа бога, не крестите, а то нечистый меня задавит.
— Не буду, не буду, черт же тебя знал, что ты такая нежная.
Поставила гостю бутылочку терновки, закуску, а сама у печки захлопотала.
Завтракает Шарпыло, а сам с ведьмы глаз не сводит. «Славная бы, — думает, — из нее была молодица-хозяюшка, когда б не этот каторжный анафемский хвостик, чтоб ему отсохнуть!»
Хорошо угостила Одарка Шарпылу, упоила и терновкой, и запеканкой, а там отвела на сеновал отдохнуть. Ночь не спавши мигом захрапел казак.
Проснулся Шарпыло, когда уже стало смеркаться. Войдя в хату, застал там черта. Так, аспидов сын, и увивается около ведьмы. Досадно стало казаку. Поздоровавшись, сразу спросил:
— А далеко ли к пустыннику идти?
— Да нет, — ответил черт. — Близехонько, за город Изюм, в Святые горы.
— Ничего себе близехонько! Туда и за пятеро суток не дойти! — возмутился Шарпыло.
— Это — по-вашему, по-запорожскому, а по-нашему — близко. Выйдем пораньше, до солнца, а к вечеру там будем.
— Слушай, черт, — сердито сказал Шарпыло, — ты запорожцев не трожь. Верно тебе говорю: был бы мой конь живой, то не будь я Гнат Шарпыло, когда б не доскакал за одни сутки до Святых гор. Так-то вот!
— Да не бреши. — ответил черт, — и за трое не доехал бы. А вот я тебя повезу так, что к обеду туда поспеем.
— А как же Одарка?
— Она обернется гончею собакой. Дорогой еще и поохотимся.
До полночи судачили, а там немного вздремнули и двинулись в путь. Когда из-за горы выглянуло солнце, были они уже далеко от слободы.
Еще солнце высоко стояло, как показались Святые горы. Красота несказанная! Зеленые веселые леса по тем горам поросли, ручейки сбегают к широкой реке, соловьи поют-заливаются, на полянах пахучие травы, мотылечки от цветка к цветку перепархивают. Весело, радостно стало на душе у казака. Оглянулся — ведьма опять дивчиной стала. Напоил коня, стал к дубу привязывать, а тот и говорит: