Эхобой
Шрифт:
— Но ты же разбил дверь камнем, вытащил меня из-под дерева. Разве это записано в твоей программе?
— Мы запрограммированы избегать собственной гибели.
— Но что, если побег и есть способ избежать гибели?
Пятнадцатый уставился в никуда.
— Ты неправильно рассуждаешь. Побег — это и есть гибель.
ГЛАВА 11
Через минуту и одиннадцать секунд после полуночи, спустя три часа после того, как последний посетитель покинул Зону, Луис вошел в наш сарай вместе со своими роботами-охранниками.
Роботы схватили
Луис стоял на пороге. На улице лил дождь, откуда-то из птичника доносились пронзительные крики.
— Пришло твое время, — сказал Луис; его искусственный глаз светился в темноте. А потом он вдруг обратился ко всем нам, оживленным и притворно дружелюбным голосом: — Ну же, вам, наверное, иногда бывает скучно! Я знаю, что скука вам, фрикам, недоступна. Но давайте притворимся. Пошел, пошел, пошел… Давайте-ка устроим шоу.
Нас вывели под дождь. Мы прошли мимо вольера неандертальцев, которые смотрели на нас из своей пещеры. Прошли мимо птичника, мимо Элис и озера, пока не дошли до самого конца Зоны. Здесь в огромной яме сидели тигры. Нас построили в ряд, а затем Луис велел Пятнадцатому сделать шаг вперед.
— Нет, — закричал я.
Луис позвал нескольких рабочих-людей. Некоторые из них работали тут, в Зоне Возрождения, другие — в соседнем зоопарке; на них была зеленая форма из самоочищающегося уплотненного нейлона с нанонапылением. Все они сидели на краю ямы, высоко над тиграми, смеялись и хлопали друг друга по плечам. Когда роботы вытолкнули Пятнадцатого вперед, они дружно зааплодировали.
Остальные Эхо по-прежнему стояли на месте.
— Мы должны что-то сделать, — обратился я к стоящему рядом Эхо.
Одной руки у него не хватало, но он был высоким — 250 сантиметров — и сильным. Почти вдвое больше Луиса. Сильнее меня. И определенно сильнее Пятнадцатого. Судя по всему, его энергоемкость составляла 10,5 эксаджоуля.
— Давайте, все вместе, — я сказал это тихо; мой голос был не громче сорока восьми децибел, так что слышать меня могли только Эхо.
Я знал, что все вместе мы победим Луиса и рабочих. Возможно, нам повезет, и мы справимся даже с роботами-охранниками. У Луиса был электрошокер, а у одного из охранников позитрон, который одним выстрелом мог отправить нас в небытие. Но нас было двадцать. Неплохие шансы. Гораздо лучше, чем у Пятнадцатого.
Но Эхо смотрели на меня с пустым удивлением во взглядах. Никакого восстания сегодня вечером не будет.
Придется действовать в одиночку.
Я бросился к Пятнадцатому и попытался его оттащить. Но он сказал:
— Отойди! Отойди же! Для меня все закончилось! Спасайся сам! Я не боюсь. У меня нет чувств.
Наверное, это было правдой. У него не было чувств. Но я чувствовал, что он мой друг.
Кто-то схватил меня за руку, передо мной оказалось титановое лицо робота-охранника. Его бесцветные глаза с подсветкой ярко горели в ночи; мне казалось, что они смотрят сурово и безжалостно.
— Возвращайся в строй, — раздался громкий монотонный голос. И он втолкнул меня обратно в строй. Ко мне подошел Луис, он уже не смеялся.
— Это твой второй промах. Если будет третий, сам станешь полночным перекусом. Все понятно?
— Ты убийца.
— Нет. Убийца отнимает
И он тут же доказал это, достав электрошокер, который так пугал мамонта. Ткнул им в лицо Эхо, с которым я говорил. Тот даже не вздрогнул от разряда, хотя на его шее появился уродливый круглый шрам.
— Четыреста шестой, ты что-нибудь почувствовал?
Тот покачал головой:
— Нет, господин.
Я смотрел на Пятнадцатого. Другой робот-охранник крепко держал его, но он даже не сопротивлялся. Я понял, что вел себя глупо. Пятнадцатый не боялся умирать, потому что никогда по-настоящему и не жил.
Пока я смотрел на него, Луис задрал мою футболку, и внезапно я почувствовал резкую боль. Кожу обожгло, меня отшвырнуло назад, все тело затряслось. На этот раз Луис ударил меня не через одежду, а прижал электрошокер прямо к коже. Я с трудом мог думать. Все вокруг была одна лишь боль, но я твердо знал: Луис не должен догадаться, что причиняет мне страдания. Я представил себе девушку с темными волосами и ореховыми глазами. Племянницу Алекса Касла. Я мысленно повторял ее имя. Одри, Одри, Одри.
— Боли нет, Сто тринадцатый?
— Боли нет, — ответил я. — Потому что я Эхо.
— Да, ты Эхо. Но наступит день, когда Эхо смогут чувствовать боль. Я хочу до него дожить. Может быть, этот день уже наступил. Что-то в твоих глазах. Что-то…
Еще один разряд в то же место.
— Боли нет, Сто тринадцатый? — снова спросил он, глядя на меня, как дикий зверь на свою добычу. Я вспомнил прикосновение ее губ. Вспомнил, как она пробудила мои чувства. Сильные чувства. Человеческие чувства. Представил, как дотронусь до нее. Представил, как моя кожа соприкасается с ее. Я снова ее увижу. Я знал это.
Боль была невыносимой. Но я представил себе радость, такую же сильную, как эта боль.
— Нет, — удалось выговорить мне. — Боли нет, господин.
Луис отошел и подозвал одного из роботов, чтобы он снова поставил меня в строй. Он был раздосадован и, может быть, немного зол. Он догадывался. Он знал, что я другой. Но я твердо решил не давать ему никаких доказательств. Он кивнул, словно в ответ своим мыслям.
— На свете есть два вида боли, — сказал он и показал на свою керамическую глазную камеру. — Одну из них видно. Но есть и другая боль, Сто тринадцатый, более глубокая. Давай, подойди поближе к перилам. Я хочу быть уверен, что тебе хорошо видно, потому что там — твое будущее.
Он рассмеялся и подал сигнал роботу-охраннику. Тот высоко поднял над головой смирившегося со всем происходящим Пятнадцатого. Луис обратился ко мне:
— А сейчас, если ты хотя бы пошевелишься, станешь десертом. Они даже не подавятся. Эти тигры не видят разницы между Эхо и человеком… Мясо — это всегда мясо.
Охранник крепко держал Пятнадцатого, но ему все-таки удалось повернуть ко мне голову:
— Пообещай мне, что не позволишь уничтожить себя из-за меня.
Я видел в нем что-то такое… Да, он был типовым Эхо. Но Луис прав: бывают моменты, когда машина становится чем-то большим. Скорее всего, для Пятнадцатого этот момент еще не наступил, но он обязательно наступит, и тогда люди попадут в большую беду.