Екатерина II

Симин Владимир

Однако, более результативным в деле налаживания двухсторонних контактов оказалось действие заключенного в 1734 г. торгового договора. На взгляд современных специалистов, это был первый документ в истории российско-британских отношений, который создал реальные преимущества для британских купцов в России. Ряд его статей (эксклюзивное право торговли с Персией через территорию России, оплата товаров в российской валюте, низкие размеры пошлин, освобождение от уплаты за арендуемые жилые помещения и т. д.) ставил британцев в привилегированное положение не только в сравнении с другими европейскими купцами,

но и с российскими.

Не случайно англичане расценили торговый договор как «блестящий коммерческий триумф Британии», а XVIII век назвали «золотым веком» в российско-британских торговых отношениях. В то же время этот договор наносил серьезный удар по интересам русского купечества, вызывая резкое недовольство в его среде. И все же заключение торгового договора, несмотря на всю его неоднозначность, способствовало достижению дружественных отношений между странами на протяжении нескольких десятилетий. В том же направлении действовал и российско-британский оборонительный договор, подписанный сторонами в апреле 1741 года.

Обращаясь к анализу причин российско-британского сближения, Соколов пишет: «Сторонники концепции «естественного союзничества» положили в основу своей аргументации геополитический фактор и утверждали, что Англия и Россия, не имея общих границ, споров по территориальным вопросам, могут поддерживать друг друга во всех важнейших международных делах. Эти страны дополняют одна другую с военной точки зрения: Англия владеет самым могущественным флотом, Россия обладает огромными военными резервами на суше».

Хотя в правление императрицы Анны Иоановны были сделаны важные шаги в деле налаживания российско-британских отношений, однако каких-либо свидетельств влияния английской культуры в России в этот период замечено не было. Главенствующую роль в государственном правлении страны играли в ту пору, как известно, немцы. Именно они, по образной характеристике В.О. Ключевского, «посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении, уселись около русского престола точно голодные кошки около горшка с кашей», чем вызвали ненависть русского народа не только к себе, но и к правящей российской элите в целом. Бироновщина «пронеслась над народом запоздалой татарщиной», расшевелив национальные чувства.

И когда в результате гвардейского переворота 25 ноября 1741 г. на российский престол вступила дочь Петра I Елизавета, неистовым проявлениям патриотизма, казалось, не было конца. Оскорбленные господством иноземцев, русские люди начали врываться в дома, где проживали немцы, а также «порядочно помяли бока» канцлеру А.И. Остерману и фельдмаршалу Б.К. Миниху. Что же касается исполнителей заговора — гвардейских офицеров, то они потребовали от новой императрицы скорейшего избавления страны от немецкого ига.

Вступив на престол, Елизавета Петровна покончила с бироновщиной, однако это не приблизило англичан к тем позициям, которые они занимали в России во времена Петра I. В то же время императрица не остановила процесса западного влияния в стране. «Иноземное немецкое владычество сменилось другим, иноземным же, только французским, — отмечал Ключевский. — Французские вкусы, моды, костюмы, манеры в царствование Елизаветы стали водворяться при петербургском дворе и в высшем русском обществе». Страстная поклонница французского театра Елизавета Петровна выписывала из Парижа описания придворных версальских банкетов и фестивалей. Французские комедии дополнялись итальянской комической оперой. Впрочем, императрица не чуралась и отечественной драматургии.

Пьесы А.П. Сумарокова и И.А. Дмитриевского ставились в столичных и провинциальных театрах наравне с французскими и итальянскими. Дворец самой императрицы превратился в «музыкальный дом», в котором малороссийские певчие совместно с итальянскими певцами исполняли обедню и оперу, дабы не нарушить «цельности художественного впечатления». Приверженность Елизаветы Петровны к французской культуре сказалась также в распространении в годы ее правления французского языка в стране, прежде всего в учебных заведениях России. В Московском университете, открытом императрицей в 1755 г., лекции читались на французском, либо на латыни.

Преподавание на французском велось также в Морском кадетском корпусе, основанном в 1750 году. Здесь на изучение французского языка отводилось 14 часов, тогда как на русский язык ровно столько, сколько предполагалось на танцы — 6 часов в неделю. В царствование Елизаветы Петровны стали открываться частные учебные заведения — пансионы, в которых также превалировал французский язык. В одном из таких пансионов, в Смоленске учителям удалось добиться больших успехов в освоении французского благодаря наложенному запрету на употребление русской речи: за каждое русское слово, произнесенное воспитанником, его наказывали линейкой из подошвенной кожи. Гувернерами детей высшего дворянства также становились по большей части французы. Нередко подобные учителя сами мало что смыслили в науке, поскольку у себя на родине они были лакеями, парикмахерами, слугами. Однако это обстоятельство отнюдь не смущало великосветскую элиту елизаветинской поры.

Распространение французского языка в высшем свете повлекло за собой зарождение в России интереса к французской литературе. Поначалу это было «изящное чтение» — романы, затем настала пора просветительской литературы. Именно при Елизавете Петровне завязались сношения российского двора с «королями» французской литературы. Патриарх просветителей Франции Вольтер был принят в почетные члены Российской Академии наук. Знаменитого философа попросили написать историю правления Петра Великого. В подготовительной работе труда активное участие принимал также поклонник французской моды и литературы, влиятельный вельможа И.И. Шувалов.

Если в сфере культуры (театр, литература, образование) в царствование Елизаветы Петровны доминировало французское влияние, то в экономике, и прежде всего в торговле, по-прежнему были сильны позиции англичан. Причем роль России в торговом диалоге, на взгляд Хорна, как и прежде, оставалась пассивной, а Великобритании — активной. Британские купцы не без основания считали своим «самым ценным другом» в правительственных кругах российского канцлера графа А.П. Бестужева-Рюмина. За свое «посредничество» граф получил от англичан к 1752 г. свыше 62 тыс. руб. Но как бы то ни было, успехи в экономическом сотрудничестве постепенно привели к политическому сближению двух стран.